Аркадий Фидлер - На суше и на море [1971]

Однако, несмотря на эти злополучные мемуары, Беневский был выдающейся для своего времени, хотя и весьма противоречивой личностью. Журнал «Венгерские новости» дал недавно следующий отзыв о нем: «Этот человек попадал в водоворот самых бурных событий, он был необыкновенно смел и охвачен подлинной жаждой приключений. Без опасности впасть в чрезмерный национализм, мы осмеливаемся предполагать, что если бы он был рожден более крупным народом, мир считал бы его, быть может, исследователем на уровне «капитана Кука».

Ну что ж, давайте проследим, насколько это справедливо. Итак, барон Беневский и его похождения.

Мауриций Август Беневский происходил из древнего венгерского рода, но чаще всего называл себя поляком. Завершив в Вене аристократическое образование, уже с четырнадцати лет пошел на военную службу. И сразу получил боевую закалку: в 175& году сражался с пруссаками при Любовице, год спустя под Прагой, затем у Домштадта.

Неожиданная смерть отца вынудила его возвратиться в родные пенаты. Однако имение, которое он должен был по праву унаследовать, уже захватили его проворные зятья. Юный барон не мог стерпеть такого самоуправства и, по-солдатски прямой и решительный, с помощью слуг вышвырнул зятьев из имения. Посрамленные и побитые, они поехали в Вену и добились заступничества императрицы Марии-Терезы. На барон успел скрыться в Польше.

Его давно влекло море, занимали описания морских путешествий. Располагая избытком свободного времени, он сумел побывать во многих портах Европы, а в Гамбурге учился навигации.

В 1767 году барон готовился предпринять плавание в Индию. Но в это время получил письма от влиятельных поляков, участников Барской конфедерации [16] Барская конфедерация — объединение наиболее консервативной и клерикальной части польской шляхты, созданное в Баре в 1768 году для борьбы с королевской властью и вмешательством царской России в польские дела. — Прим. ред. . Высоко оценив боевой опыт барона, поляки предлагали ему примкнуть к этому движению. Барон долго не раздумывал. Приехав в Варшаву, Беневский занял в конфедерации почетное место.

Между тем он не забывал и о конфискованном Марией-Терезой имении. Со временем имущественный спор должен был потерять первоначальную остроту, а страсти поутихнуть. Рассудив так, барон поехал в Вену, но ничего не добился. Возвращаясь, он захворал в дороге. Пришлось остановиться в районе Высоких Татр у малознакомого помещика Генского. В одну из его дочерей, Сусанну, барон влюбился и предложил ей руку и сердце. Но вскоре, даже не простившись с юной женой, тайно покинул дом Генских. Известно только, что он был вызван конфедерацией в Краков, осажденный царскими войсками.

Русские разбили отряд конфедератов, а самого Беневского взяли в плен. Но друзья внесли за него выкуп. Оказавшись среди своих, обуреваемый пылом мщения, барон, как и прежде, командует кавалерией, ищет стычек с русскими, всегда геройски сражается в первых рядах…И что же? Снова плен. Совершенно израненного, Беневского везут в Киев, а оттуда в Казань.

Здесь, уже бог знает как далеко от Польши, надеяться было не на что. Оставалось подчиниться обстоятельствам, тем более что в Казани пленным полякам не так уж плохо жилось. А с бароном обращались как с высшим офицером. Человек с европейским образованием, он был принят в лучших домах… Однако не таков барон, чтобы подчиниться несчастливой судьбе и режиму ссылки. Его незаурядный ум требует действия. Впоследствии он напишет в мемуарах, что его деятельность в Казани сводилась к тому, чтобы добиться для татар и прочего населения «тех свобод и гарантий, которыми пользуются иные народы».

Словом, барон становится душой заговора, имеющего целью восстание в Казани. Однако заговорщиков предали. В ночь на 7 ноября 1769 года к барону постучались. Он накинул халат и открыл дверь. На крыльце стоял офицер с солдатами.

— Здесь живет Беневский? — хрипло спросил он.

— Да, он у себя в комнате, — мгновенно оценив ситуацию, ответил барон.

Офицер выхватил у него свечу, кивнул солдатам, и они пошли к указанной двери. Тем временем барон, в чем был, выбежал черным ходом на улицу и вскоре ворвался в дом, где жил его близкий приятель швед Винблан, тоже сражавшийся в чине майора в рядах Барской конфедерации.

Винблану не надо было ничего разъяснять: ведь и ему грозил арест… А там допросы, пытки… Он впопыхах собрал кое-какую приличную для дороги амуницию, и оба бросились вон из города, в ближайшую деревню. Сейчас у них была только одна мысль: подальше от Казани! В деревушке беглецы наняли лошадей до Чебоксар, потом — дальше и наконец очутились в Нижнем Новгороде. Терять им было нечего, и они выдали себя за офицеров, везущих служебную почту. Светские манеры и приятное обхождение беглецов произвели на местного губернатора выгодное впечатление. Накормив их обедом со стерляжьей ухой, он дал рекомендательное письмо к владимирскому губернатору. Этот клочок бумаги хорошо послужил беглецам: с его помощью они уже безостановочно ехали до самой столицы.

Здесь барон познакомился с немцем-аптекарем и осторожно намекнул о своем желании выехать за границу. Немец сказал, что он имеет на примете одного капитана-голландца.

Между тем кошелек Беневского был пуст. И капитану не очень-то пришлись по душе заверения барона, что деньги он отдаст в первом же заграничном порту. Капитан счел за лучшее выдать его властям.

Друзья были заключены в Петропавловскую крепость.

Вскоре барон предстал перед следственной комиссией графа Панина. Тому в общих чертах было уже доложено о казанском заговоре и о том, какую роль в нем играл Беневский. Однако вину свою барон упорно отрицал. И комиссия как будто сочла возможным оправдать барона. Его ознакомили с бумагой, из коей следовало, что вина его только в побеге из ссылки. Барон дал подписку никогда впредь не поднимать оружия против России, а однажды из нее выехав, назад не возвращаться. Он был уверен, что теперь-то ему позволят покинуть пределы России.

4 декабря 1769 года в камеру-одиночку вошел офицер с конвоирами. С барона сняли кандалы, ему велели надеть валенки и овчинный тулуп. Затем он снова был закован, выведен во двор крепости и посажен в сани; в них уже сидел Винблан.

Во Владимире к ним присоединили поручика гвардии Панова, армейского капитана Степанова, полковника артиллерии Батурина. Всех пятерых, как выяснилось, за разную вину ссылали на Камчатку, «чтобы снискивали там пропитание трудом своим».

Из мемуаров видно, что, едва сойдясь, узники начали прикидывать и обсуждать возможные варианты побега. В конце мая 1770 года они приехали в Якутск, где барон будто бы познакомился с лекарем Гофманом, тоже пробиравшимся на Камчатку. Посвященный в замыслы ссыльных, лекарь предложил купить за свой счет (?!) в Охотске корабль, на котором его новые друзья смогли бы бежать в Японию или Китай, куда будет сподручнее. Ссыльные заторопились, чтобы успеть в Охотск пораньше и приступить к исполнению задуманного.