Джеральд Даррелл - На суше и на море [1972]

В лесхозе, кроме сторожа Кирилла Изотова, никого не было.

— На пожаре все. В Устинском лесничестве. Боровка горит, — пояснил старик. — В поселке учреждения закрыли. Всех по такому случаю мобилизовали. Вам велено народ кликать, да туда же. На помощь, значит.

Вот тебе раз! Я с горькой бедой, а тут своей хоть отбавляй. Какая уж тут помощь, коли и нам «велено народ кликать…» М-да-а!.. Посоветоваться даже не с кем.

Не обременяя деда Кирилла докучливыми расспросами, я грустный вышел из конторы лесхоза на широкий двор. План мой — попросить в помощь людей в лесхозе, запастись ядохимикатами и аэрозольным агрегатом — срывался начисто. В раздумье стоял я на широком дворе под палящими лучами солнца, соображая, что же все-таки предпринять.

Сухо скрипнула калитка. Я обернулся на звук и увидел завхоза Алексея Глубокова. Я обрадованно шагнул ему навстречу:

— Это что же? Все на пожаре, а ты тут разгуливаешь!

— Болею! — натужно прохрипел он. — Ангина замучила!

Я поведал ему о своей печали, погоревал о том, что не с кем решить столь важного срочного дела. Посетовал, что даже ядохимикатов получить со склада не могу — кладовщик и тот на пожаре.

— Нет, как же, — возразил Глубокое, — ключи от склада он мне оставил, — и завхоз для пущей убедительности звякнул в кармане связкой.

— Пойдем! — пригласил он меня. — Хотя без бухгалтерии выдавать ничего и не велено, да ладно уж! — махнул он рукой, — Время нынче горячее. Не до бумажек теперь!

У меня отлегло от сердца. Какой-то сдвиг наметился в моих сложных, минуту назад казавшихся неразрешимыми делах.

Я быстро оформил получение хлортена — новейшего химического препарата, принял по накладной двухсотлитровую бочку солярового масла, аэрозольный генератор, десяток оцинкованных ведер, полсотни железных лопат.

Теперь надо было терпеливо ждать вызванную мной машину, чтобы весь этот груз немедленно отправить в урочище Сухое Горло.

— Какой дорогой ехать намерен? — спросил Глубоков.

— Через Орловку!

— В Ольховом Логу поосторожней будь! — посоветовал он, прощаясь.

Газик мой пришел только к вечеру. С трудом погрузив нужную поклажу, мы, не теряя ни минуты, двинулись в неблизкий и, как оказалось, нелегкий путь.

Дорога лежала через поля, песчаные косогоры, заболоченные лесные низменности, ветхие деревянные мостики и длинные бревенчатые настилы на торфянистых зыбунах.

Вел машину молодой сильный парень Коля Порубов. В кабине было нестерпимо душно от перегретого мотора, сильно пахло бензином. Я знал, что Коля сегодня сидел за рулем более десяти часов кряду, но он мурлыкал под нос какую-то песенку.

«Молодость!» — позавидовал я, закрыл глаза и устало откинулся на скрипучую спинку сиденья.

Но отдыхать долго не пришлось. Внезапно меня больно ударило головой о дверцу. Я испуганно открыл глада. Коля почти лежал грудью на баранке. В его широко раскрытых лучистых глазах застыл страх.

— Что случилось?

— Кажется, приехали, — ответил Коля, выскакивая из кабины.

Вышел и я. Наш грузовик крепко засел в раскисшем глинистом грунте, а передние колеса уперлись в здоровенную сосну, упавшую в болотную жижу поперек дороги.

Перед нами на полкилометра расстилалась непролазная топь. Вытащить машину мог только трактор. А здесь на двадцать верст в округе не только тракторов, но и жилья никакого не было.

— Что будем делать? — спросил я Порубова.

— Что-нибудь придумаем, — ответил он спокойно. — Не впервые!

Солнце давно село. По лесу разливалась жиденькая мгла короткой летней ночи. Над болотом слоистой белесой кисеей повис легкий туман. Где-то в чаще глухо, устрашающе ухнул филин.

Мы с Колей работали как одержимые. Я рубил еловые лапы, стволики можжевельника, тонкомерный хвойный сухарник и носил все это без конца к машине. Потное плечо ныло. Руки налились свинцовой тяжестью. Коля остервенело копал и копал влажную землю под брюхом застрявшего грузовика. Грязь липла к лопате. Он ежеминутно счищал ее о траву, сучья, иногда подошвой своего гулливеровского сапога. Бросив лопату, Коля подкладывал мои «елки-палки» под колеса. Домкратом вздымал машину все выше и выше. На задние колеса надел цепи. Затем неторопливо обошел автомашину еще раз и, видимо убедившись в солидности проделанной нами работы, молча сел в кабину. Отер рукавом пот с измазанного лица. Откинулся на спинку сиденья. Нажал на акселератор. Взревел мотор, резко запахло бензиновой гарью, звонко заскрежетали в ночной тишине шестерни коробки передач. И машина медленно подалась назад.

Лишь к рассвету добрались мы до Сухого Горла. Несмотря на столь ранний час, нас уже нетерпеливо ждали десятка два людей, собранных Сухоросовым.

Машину быстро разгрузили. Лесники Сухоросов и Ярополов тут же занялись приготовлением раствора для аэрозолей. Дело это они знали хорошо.

Коля Порубов, невзирая на усталость, вместе с лесотехником Акимом Чернышовым попробовал запустить аэрозольный генератор. Но он упрямо чихал, лениво выбрасывал жиденькую струйку голубоватого дымка из сопла и надолго замолкал.

Порубов и Чернышов перемазались как черти в автоле и саже. Начали нервничать, ругали на чем свет стоит упрямый агрегат.

Перекурили. Снова взялись за дело, то продувая какие-то трубочки, то меняя дозу горючего.

Приготовив раствор аэрозолей, Сухоросов и Ярополов тоже подошли к агрегату. Наконец тот под радостные возгласы ровно, четко, как хорошо отлаженная швейная машина, заработал, выбрасывая густые клубы «лечебного» дыма.

Порубов и еще несколько рабочих развернули агрегат, направили выбросное сопло в редеющие кроны сосен, туда, где бесчисленное множество пядениц творили свое страшное дело.

Ядовитый туман обволакивал ветви и сучья деревьев, долго висел в зеленом пологе леса, маслянистой пленкой покрывал влажные тела прожорливых гусениц. Падая, они корчились, извивались в предсмертных судорогах.

Глядя на них, Порубов восхищенно приговаривал:

— Так вас, саранча проклятая! Так!

Мы старательно расчищали завалы, удаляли замшелый коряжник и колодняк — делали проходы для генератора, сноровисто готовили новые порции хлортеново-масляных растворов.

Уже давно солнце перевалило зенит, а люди еще и не завтракали. Мы спешили. Мириады пядениц каждый час опустошали многие гектары прекрасного корабельного леса. Нужно было спешить.

Мы работали по четырнадцать — шестнадцать часов в сутки. Лесоохране помогали рабочие леспромхоза, школьники, отпуск-пики, пенсионеры.

Была на исходе суббота. Дело подвигалось к концу. Оставался частично не обработанным неширокий клин леса между Кокшагой и ее быстрым притоком Витьюмкой.