Рэй Брэдбери - Странствия и странности (сборник)

Когда и в самом деле первая летающая тарелка приземлилась, ничего для себя нового земляне в ней не обнаружили. Инопланетянин — точно как и ожидалось от обитателей летающих тарелок — оказался неодолим, неуязвим и неописуемо ужасен. Скажу вам как на духу — пришелец выглядел настолько мерзко и чудовищно, что от землян требовалось невероятное присутствие духа и напряжение воли только затем, чтобы взглянуть на него.

Я сказал «землян», имея в виду мужчин. Женщин это вовсе не касалось. Отнюдь. Какой там дух, какая воля! Бедняжки, видно, совсем рехнулись. Все женщины — поголовно, все до единой! — сошлись на том, что инопланетянин есть уму непостижимая сатанинская прелесть, конец жизни. У меня до сих пор изжога начинается от словечек, которыми они его величали: он и милашка, он и страстяк многочленистый, и сладость-жуть, и любовная тянучка неистощимая — что бы все сие ни означало.

Даже когда доподлинно было установлено, что Смак (так инопланетянин себя называл) просто фуражир, что послан он с заданием пополнить запасы, женщины не перестали боготворить космическое чудо-юдо со множеством щупальцев. Самолюбие всего мужского населения, понятное дело, было здорово задето, когда Белинда Бьёрнсторм, эта целая мафия в одной юбке (а под юбкой немалая сеть борделей помещалась), бросила свой в высшей степени прибыльный бизнес и в одночасье заделалась у Смака Верховной Жрицей Творческого Отрешения От Догм. Все вы, убежден, понимаете, что сие означало.

Да. Так вот, очень скоро мы, мужчины, узнали, за чем именно был послан к нам Смак. За женщинами! — за чем же еще…

Знаю, знаю найдутся среди вас умники, скажут: ничего, мол, нет страшного в том, чтобы позволить инопланетной твари прихватить с собой парочку-другую прелестниц — ну, там побольше или поменьше, — раз уж они сами пылко горят желанием улететь.

Как же! Если бы красоток парочка-другая, ну, побольше, ну, поменьше, требовалась — вопросов бы не было. Кто бы возражать стал?! Только не о паре-другой речь шла: Смак отбирал сотни тысяч — ни больше ни меньше. Я же говорил: щупальцев у него полно было.

Что мы могли поделать? Мы беспомощными оказались. А женщины, те все скопом и каждая в одиночку так и рвались сопровождать Смака в обратном его путешествии на планету Делдирбну Нойссап.

Нет, поначалу-то мы петушились, твердо стояли. А под конец смягчились.

Почему? Да потому, что женщины наши устроили нам, мужьям и возлюбленным, такой Лисистратов цирк, какого на земле не знавали со времен изобретения яблока.

Пришлось провести национальную лотерею. Победительницам — одной из каждых двадцати женщин — дозволялось улепетывать со Смаком.

Жена моя оказалась среди тех, кому выпало такое счастье. До последнего, до самого отлета я молил ее о пощаде, слово даже давал бросить играть в маджонг. Она и слышать ничего не хотела, и знать ничего не желала, кроме чудища своего поганого.

Она уже по трапу уходить от меня стала, когда я в отчаянии закричал как безумный: «Лапушка, смотри, у него других полон короб. Ты ж будешь всего-навсего одной из множества тыщ. Обо мне бы подумала!»

«Как раз о тебе и думаю», — ответила она. И совсем непонятно почему прибавила: «Бр-р-р!»

Где-то в безбрежье космоса обитает довольный инопланетянин: он может доставать женщин Земли словно из рога изобилия. Тешу себя надеждой, что жена моя счастлива. В конце концов ничего другого мне не остается.

Смак — тварь многолюбимая.

В августе, особенно ближе к двадцать третьему числу, детишки всякий раз становились паиньками. Еще бы! В этот самый день в районе Чикаго совершал посадку громадный серебристый космолет с Межпланетным Зоопарком на борту, и профессор Гюго давал ежегодное шестичасовое представление.

Еще до полудня собирались толпы народа, выстраивались длиннющие очереди и из детей, и из взрослых. И у каждого в руке имелся заветный доллар, дававший право взглянуть, что за стадо необычайных созданий доставил профессор в этом году.

Насмотрелись всякого: были и трехногие существа с Венеры, и высоченные, худющие мужланы с Марса, и вовсе какие-то змееподобные страшила космические из дальних краев Вселенной.

И вот опять серебристая круглая громадина корабля медленно опускается совсем рядом с Чикаго, на гигантскую автостоянку трех слившихся воедино городов, и люди благоговейно наблюдают, как плавно поднимаются створки обшивки, являя взорам знакомые клетки с крепкими решетками. На сей раз в них обитала дикая порода из сущего кошмара ночного: маленькие, на лошадок похожие животные, двигавшиеся быстро — на манер пауков, как бы дергаясь, — во все стороны и неумолчно верещавшие и по одному, и парами, и все разом на пронзительном языке. Жители Земли толпились и глазели, а экипаж профессора Гюго быстренько собирал ждавшие своей очереди доллары. Вскоре перед публикой предстал самолично добрый профессор, одетый в многоцветный радужный плащ и высокий цилиндр. «Люди Земли», — произнес он в микрофон. Шум толпы стих, и профессор продолжил:

— Люди Земли, в этом году за ваш всего-навсего один-единственный доллар вы получаете истинное зрелище: вы видите малоизвестную расу конепауков, обитающих на Каане. Специально для вас мы — замечу: солидно поиздержавшись — доставили их сюда, пролетев миллион космических миль. Так подходите ближе! Всмотритесь в них! Понаблюдайте за ними! Вслушайтесь в их речь и расскажите обо всем вашим друзьям и приятелям! Только торопитесь! Мой корабль может оставаться здесь всего-навсего шесть часов!

И толпа сменялась толпою, и все люди испытывали ужас очарования странными этими существами, которые были похожи на лошадок, но бегали по стенкам клетки, будто пауки. «Поглядеть на такое — не жалко и доллар отдать, — произнес один мужчина, торопливо выбираясь из толпы. — Лечу домой, надо успеть и жену привезти сюда».

И так — целый день, пока мимо устроенных внутри космолета клеток не прошло десять тысяч человек. Тогда (шестичасовой срок уже истек) профессор Гюго снова взял в руки микрофон:

— Сейчас мы должны улетать, но на следующий год, в этот же день, мы прилетим снова. Если в этом году наш Зоопарк вам понравился, то позвоните вашим друзьям и знакомым в других городах, расскажите им о том, что вы здесь увидели. Завтра мы приземляемся в Нью-Йорке, а на следующей неделе — в Лондоне, Париже, Риме, Гонконге и Токио. А после — к иным мирам!

Профессор помахал толпе рукой на прощание, корабль взлетел, а люди Земли еще долго говорили между собой, соглашаясь, что в этом году Зоопарк был самым чудесным из всех…

Два месяца и три планеты спустя серебристый космолет профессора Гюго совершил наконец посадку среди знакомых зазубренных скал Каана, и странные конепауки мигом высыпали из клеток. Профессор Гюго произнес несколько прощальных слов, и пассажиры его стремительно разбежались в сотнях разных направлений, отыскивая среди скал родные жилища.