Александр Карнишин - Всячина [СИ]

— Да ладно тебе, — отвечал ему другой. — Не парься с этим! Не рассусоливай с заказчиками! Они все равно ничего не понимают в нашем деле! Вот я, например, знаешь, как работаю? Тоже ведь не мёд. Я опалубку собью из досок, а потом туда смесь набиваю. Вот смесь — это самое трудное. Собираю разный навоз, глины немного туда же, извёстки чуток, соломы резаной. Солому знаешь, как резать? Механизм такой есть специальный. Тр-р-р-р… Ветром крутится. Ну, а нет ветра, так сам встаёшь вместо него. И вот все это в яму, потом топчешь долго, перемешиваешь, и получается начинка для моей опалубки. Ну, а потом набиваю плотно, и вынимаю уже почти готовый кирпич — и на солнце его, на самый солнцепёк. На второй день кирпич уже готов. Тут главное — следить за небом. Потому что, если дождь вдруг или буря какая, так сразу кирпич, пока он сырой, размоет в жижу, а солому унесёт. И все — начиная с самого начала. Ходи по степи, собирай навоз, кланяйся богатым — у них скота много. Представляешь, они продают вот это своё, хоть много денег и не требуют, конечно… Но если просто бегать и собирать — хрен ты наберёшь на целый дом. Ну, а потом, когда просохнет и станет твёрдым — строю дом. Мои кирпичи лёгкие, не то, что твой камень. И не высекаю, а топчу — и два дня на солнце. Быстро получается. Но все равно, если уровень не выдержать, поползёт стена, рассыплется. Или если с составом что не так. Ну, глины не доложил, или там соломы пожалел — тоже никакой крепости не получится. И стены тут надо потолще делать, потолще, а то повалится. И крышу — совсем лёгкую. Какая черепица, что ты! Раздавит все, нафиг! Вот солома та же — полезный материал, кстати, и лёгкий совсем! Дранка ещё — но она уже дороже. И тяжелее, кстати. В общем, быстро дом получается. Только платят за него, не как тебе. Гораздо меньше.

— Ну, так у тебя же и дома не такие высокие. И скорость опять же…

— Это так. Но твой-то каменный, скажу я, тоже неплох. Только как же долго ждать расплаты… Я уж лучше так, по-быстрому, из назьма разного.

— А не воняет там?

— Да, ничего, вроде… Привык.

— А жильцы?

— Так, и они привыкли. Им же надо быстрей? Значит, привыкнут.

— Да-а… А я вот…

— Так я и спрашиваю: чего ты мучаешься? Строй быстро! Технология известная. Патента не требует. Говна этого вокруг — сколько угодно. На всех хватит! Строй и строй! И будет тогда твоя жена довольна.

— И все же как-то… Вот смотрю — и не понимаю, что ли.

— Чего тут понимать? Пока ты один свой дом построишь, у меня уже — целый посёлок заселён! Вот и понимай тут.

— Но зато мой будет стоять и тогда, когда твой посёлок размоет время.

— И кому это будет надо, когда тебя самого давно не будет? Жить, дружище, надо здесь и сейчас. А не строить дома для правнуков и праправнуков.

— Эх-х-х… А может, ты и прав? — вздыхал первый, допивая.

А утром снова шёл протоптанной дорожкой в дальнюю каменоломню. Ну, не мог он иначе. Он строил надолго. На века.

А второй шёл к своим ямам. Топтал навоз… И в его домах уже жили люди. И уже были у него деньги на новый навоз и на новые ямы, и на новую солому — а там, глядишь, и новый дом для новой семьи уже готов.

— Вот все у нас сегодня сикось и наперекосяк из-за этого грузина!

— Да-а-а, сейчас-то на Сталина чего только не понавешали. Всех собак теперь — на Сталина. Сказал бы ты это в раньшие-то времена, когда помоложе был!

— Причем здесь вовсе Сталин? Я о Берии! О Лаврентий Палыче, так его и переразэтак трижды подряд за все хорошее!

Пиво с мужиками за столиком во дворе под раскинувшим толстые ветви старым тополем. В жаркую погоду второй половины лета. После работы, которая отняла, казалось, последние силы в конце недели. Ну, и разговоры, как положено. Пить пиво и молчать — это можно и просто из-под крана хлебать водицу. А если не молчать, то о чем говорят мужики жарким летним вечером, сидя вокруг запотевшей трехлитровой банки с пивом? Вот женщины выдумывают себе разное, что, мол, меряются мужики там всем подряд или девок своих обсуждают, и потому всегда они, женщины эти, стремятся подслушать хоть краем уха мужские разговоры. А мужики, может, вовсе о литературе рассуждают. Кино пересказывают. Футбол — вот тоже тема. Или еще можно о политике. Ну, и об истории, конечно. Потому что как же без истории, если вся наша политика и вся наша жизнь — оттуда?

А если об истории начинают, так обязательно и обстоятельно пройдутся по всем фактам с самых древних времен. Поговорят о варягах и о крещении Руси, поругают слегка Калиту за Тверь и насчет татаро-монголов поспорят… А потом непременно упрутся в ту историю, что была совсем, кажется, недавно — ста лет не прошло. И конечно, каждый принесет по трехлитровой банке янтарного напитка, играющего на солнце солнечным же цветом, из соседнего ларька с громкой надписью «Живое пиво из кегов».

— Не, ну, по Берии сейчас у нас разное говорят… Это в детстве, помню, песенки разные и страшилки. В самом раннем детстве. Давно, то есть. И в кино всегда он такой страшный был. Змея в пенсне.

— Какие разговоры? О чем ты? Я лично занимался вопросом! Понимаешь, я — лично! Только без лишнего базара, мужики. Только вам. А то мало ли что… Ну, вы же меня понимаете?

Пиво на улице пьют из пластиковых больших стаканов, не из кружек фирменных. Если бы кружки стояли поллитровые — то после четвертой начинается замедление процесса потребления и еще вставания постоянные. А стаканы эти полными и не налить — гнутся и мнутся, как в том анекдоте. Вот и подливают раз за разом без счету. Первая банка давно уже обсыхает, отставленная на песочек под дерево. Разговор только разгорается.

Кузьмич в этом дворе, наверное, из самых старых жильцов. Никто сейчас и не вспомнит, когда он сюда приехал. Но приехал — это точно. Он и сам говорит всегда, что владимирский. И родня у него там где-то была раньше. Пиво он сегодня не покупал, но зато вынес самодельных черных чесночных сухариков с солью и кулек семечек на заедки. То есть, право выпить тоже имел.

— Ты в КГБ, что ли, работал, Кузьмич? Это по нашим временам не в плюс тебе, далеко не в плюс…

— Дураки вы все малограмотные. И кроме КГБ были у нас органы. И до КГБ, кстати, тоже были. И мы там делом занимались, а не туфтой разной.

— Ты дураками-то полегче кидайся. А то не посмотрим на возраст…

— Тю, Лёша, не трогай дедушку! Пусть расскажет лучше, что он тут нам про Лаврентий Палыча втыкал. Интересно же!

— Давай, давай, дед, про Лаврентия. Рассказывай, раз уж сам начал.

— Разрешите, товарищ полковник? Прибыл я.

— Ну-ну. Прибыл он…

Поле армии он долго привыкал к отсутствию погон и настоящему запрету тянуться и прищелкивать каблуками. Начальство, учили его, надо знать в лицо. А не по звездам на погонах. А отсюда: кого ты не знаешь лично, тот тебе не начальник. Свой же начальник требует не чинопочитания и четкого отдания чести, а работы.