Александр Карнишин - Всячина [СИ]

Он зашел на этот рынок просто так. Ничего ему тут было не нужно. В принципе, давно уже ничего не нужно. И сюда, на море, он приехал только после долгих уговоров друзей. Мол, съезди, проветрись, развейся хоть немного. Подцепи, наконец, девчонку какую-нибудь местную. Будь мужиком, в конце концов!

Вот он и приехал.

Городок, как городок. Как почти все такие городки на крымском побережье. В сезон шумит и сверкает. Не спит по ночам. Гуляет и празднует. Просто вот самый настоящий Лисс и Гель-Гью из книжек Грина. И немножко Зурбаган. А потом тут все начинает медленно засыпать. Еще вроде и зелень яркая. Еще море такое синее. Еще тепло и даже бывает жарко днем. Еще есть приезжие. Но — уже осень. И уже кончился настоящий (местные называли его уважительно и с большой буквы — Высокий) сезон.

Скука. Тишина. Маета сердечная.

Обедать и ужинать Сергей Павлович заходил в выбранный после недолгих поисков маленький ресторанчик. Тут его называли «кафе». Но это просто такая местная фишка. Может, налоги с них другие, может, требования по внутреннему устройству и по удобствам для посетителей. В общем, местное кафе. Зато в нем был хороший выбор. Можно было на первое взять настоящую шурпу из баранины, остро перченую и с обязательным большим куском мяса. Или вот харчо. Преченое острое горячее харчо. Или, к примеру, лагман. Да много всего там было. И все было свежее, только что приготовленное, жирное, острое и вкусное. А жир этот перебивался водкой. В самом кафе водку не продавали — вот, наверное, почему не ресторан! Или из-за веры, как сначала подумал Сергей Павлович. Но официантка и хозяйка из-за стойки спокойно объясняли, что вон напротив магазин, так там можно купить. А они и стопочки поднесут, и фужеры, если кому надо.

— А разве можно в заведение — с чужим? — удивлялся Сергей Павлович.

— У нас можно, — смеялись местные. — Да, Мурат и не чужой нам вовсе. Тоже родственник.

Тут все и всем были родственниками. А приезжие — все или почти все — были туристами, отдыхающими.

…

Тамара встречала этого мужика уже в третий раз.

Он опять сел за тот же самый столик — все места были свободными, сезон-то уже закончился. Сегодня опять пытался внимательно читать меню, выбирать из него что-то новое. Но Тамара предложила взять вот это и еще вот то. Это — потому что самое свежее, а вон то, потому что сегодня на гриле Миша, и он трезвый сегодня, а у него это получается лучше всех в городе.

Он заказал, а она специально спросила насчет водки — приезжие всегда пьют водку. А потом даже сама сбегала в магазин через дорогу и принесла ему маленькую бутылку из холодильника, выставив на стол светлого дерева старинную хрустальную тяжелую стопку.

Это называется — обслуживание. Так она объяснила девчонкам на кухне, когда они стали смеяться, что Тамарка, мол, опять влюбилась. И ничего она не влюбилась. Ей просто вдруг стало жалко этого мужика.

Приехал поздно, не в сезон. Ни с кем он тут не познакомится. Не позагорает и не покупается. Одиночка. Седой вон уже. Лет под пятьдесят, наверное. И кольца на пальце нет — она специально посмотрела. Бледный — с самого Севера откуда-то. Придет на обед и сидит, сидит, смотрит в окно, смотрит вокруг, будто удивляется: как это он здесь? Откуда? Почему? Зачем?

А за окном — ничего.

Ну, на что тут смотреть? Вон площадь асфальтовая. Серая от пыли. Тут машины паркуются сразу за торговым центром. Вон сам торговый центр. Он уже сократил свой рабочий день. И по ночам не работает больше. Потому что не сезон. А с этой стороны — крытый рынок. Самые его зады, куда в сезон с самого утра стоят грузовики на разгрузку. И все. И больше там нет ничего за окном. Пустая площадь. Серый асфальт. Стена магазина, да стена рынка. Чего он туда смотрит? Что такое особенное видит?

А еще девчонки говорят, что пьют в одиночку только алкоголики. Но разве это называется — пить? Что он там, с маленькой, да под горячее и жирное? Это даже смешно. Вот когда приезжают большегрузы и остаются на ночь — вот тогда пьют. Мужики по ноль семь на грудь принимают — и хоть бы что! Ну, подерутся, бывает. Это же для разгрузки. Чтобы немного нервы успокоить, в себя прийти. А тут — маленькая… Можно сказать, что этот — вовсе не пьющий. Да, можно так сказать.

Тамара глянула, что он уже доедает первое, наклоняя к себе тарелку, и побежала к Мише за мясом на гриле, которое щедро посыпала зеленью. Все равно выкидывать эту траву. Все уже, не сезон.

…

Сергей Павлович смотрел на седую от пыли площадь за окном и ждал дождя. Дождя не было. А было такое, как будто кто-то дернул за тонкую струну где-то глубоко в организме, за сердцем где-то, и она звенит, звенит, ноет, тянет какую-то ноту.

На стол мягко легла тарелка с мясом. Официантка так же мягко и бесшумно отвинтила крышку у бутылки и налила полную стопку водки. А бутылку забрала. Это он, выходит, опять выпил свои двести пятьдесят.

Сергей Павлович подумал, не купить ли еще. Потом подумал, что пить в одиночку — не алкоголизм ли? Но понюхал мясо, отрезал кусочек, прожевал… Нет, никакой это не алкоголизм. И потом, это же только на отдыхе. Дома-то он практически не пьет.

…

На пятый день он уже улыбался знакомой официантке и звал ее по имени. А она смущалась, немного краснела крепкими щеками, но летала по пустому залу не мухой, а просто балериной какой-то. И даже за водкой летала.

Почти неделю уже провел на этом самом юге. Стоял на набережной. Смотрел вдаль, гулял под пальмами парка, что за высоким бетонным забором. В сезон, чтобы пройти в парк или на пляж местного старинного санатория, надо было платить деньги. А когда нет никого чужих, то ворота просто открыты настежь. Чужие здесь не ходят. Вот и он теперь тут — почти как свой. Знает все пути и дороги. Выучил, до какого времени работает магазин. Два раза сыграл в шахматы на небольшом рыночке, что прямо под его балконом. Там всегда в самом конце, когда уже грузить можно нераспроданный товар, местные черные мужики с глубоко морщинистыми лицами, играли не в домино какое-нибудь или там в эту, как ее, ну, когда кричат разные непонятные «шиш-беш»… — нарды! Они серьезно и неторопливо играли в шахматы. И Сергей Павлович уже раз выиграл, а другой — проиграл. И они звали подходить вечером, сыграть еще, пообщаться. Новый человек. Им интересно.

Постепенно становилось в душе пусто и спокойно. Такое особое чувство, что можно вот так жить и жить. Долго-долго. Потому что легко, без всяких обязанностей и без лишнего спроса откуда-то сверху. Даже и не думалось тут ни о чем. Это тоже было хорошо.

Можно было просто смотреть — и не думать. Ни о чем.

…

— Тамара, твой пришел!

Девки — язвы. Но она даже не ругалась. Вышла с улыбкой:

— Сережа, вам как всегда?

Да, она уже знала, как зовут приезжего. И знала, откуда он приехал. И что один — тоже знала. То есть, почти все уже знала про него. Жалела. Такой мужик — и один. Рассказывала девчонкам. Они тоже жалели, но отбивать не пытались. Потому что Тамара была первой. А это уж такое дело — кто первый, того и тапки. Только иногда смотрели с некоторой завистью.