Александр Карнишин - Все реально [СИ]

— Ну, смотри, я еще раз объясняю: ты, скажем, в этой капле воды в реке времени. А он, тот, что другой — в другой — выше или ниже по течению. И в той капле тоже весь твой мир. И дорога, по которой ходишь, и метро, в которое теперь не надо с боем влезать, и твоя квартира, понимаешь? А у него, который раньше или позже — у него там свое метро и своя квартира. И вы не пересекаетесь, потому что во времени вы двигаетесь с одинаковой скоростью… А иначе — сам подумай, как бы регистрировали на одной квартире сотни приезжих? А ведь регистрируют Вот! Только с прибором!

— Постой, — сказал Тимур и хитро прищурился. — А ты что сам заканчивал?

— Философский, а что?

— Не физик, э? — рассмеялся Тимур. — А я ведь уже почти поверил… Миша огорченно махнул рукой и пошел подметать тротуар. А Тимур, улыбаясь, пошел домой. В квартире опять пахло табаком. Тимур взял лист бумаги и стал рисовать реку, и струи в ней, и маленькие капли, как такие водяные шары, и себя, плывущего вразмашку. А потом квартиру вокруг себя. И кусок мира, который влез в лист бумаги. Так, чуть-чуть дороги возле дома и еще магазин, что через дорогу, и краешек двора, и стоянка, и пара автомобилей. Он рисовал, а сам прокручивал в голове, что ему было только что рассказано. С точки зрения философии, надо это признать, Миша все говорил как будто правильно. Но вот достигла ли физика таких высот? В школе ничего такого не рассказывали. И в институте тоже. Правда, в технических вузах на теоретическую физику много времени не выделяли.

Тут он вспомнил еще, что в метро, действительно, стало совсем не так тесно, как описывают в книгах или показывают в старом кино. Ну, и наконец, табаком-то тянуло не из вентиляции! Он же вентиляцию картонкой закрыл! Это выходит, если хозяин прописал у себя человек двадцать, так их на час с небольшим и развели по суткам. А если — сто двадцать? А если уже в каждую секунду пытается вместить военный пенсионер очередного жильца, регистрируя без разбора всех подряд в своей квартире? Вот накладки-то и получаются. Потому и табачная вонь, и шаги в ночи, и грязь — все из-за этого, выходит. Прибор, небось, только недавно изобрели, а вот отградуировать его, отъюстировать (Тимур даже порадовался за себя — такие слова знает!) не успели.

Сразу, небось, в дело, чтобы окупалось. Правильно в книжке было написано, что испортил москвичей квартирный вопрос… Он встал и стал методично изучать квартиру, разыскивая, где бы мог быть такой прибор. Ну, если предположить, что он есть. А, пожалуй, только в двери. Вот идет провод, он скользит под самым потолком, потом спускается к двери, ныряет в отверстие и там пропадает. Наружу в квартире нигде вроде бы не выходит. Значит, вот тут, в толстой раме большой тяжелой стальной двери и прячется этот хитрый аппарат, позволяющий столичным жителям обогащаться, сдавая жилье сотням и тысячам приезжих. Сами-то, небось, вовсе не работают, а только деньги с нас собирают… Ну, ничего, — принял решение Тимур. — Я тут в своем праве. Он созвонился с шефом, который совершенно спокойно дал ему отгул за переработку. Все-таки Тимур хорошо работал — пусть отдохнет. А потом наступило утро, когда Тимур не пошел на работу. По его расчетам, все должны были уйти. Все, кто в этой квартире прописан. А он — остался. Взял клещи, натянул найденные в шкафчике за унитазом резиновые перчатки, встал на табуретку и рубанул провод. Раздался треск, под потолок выбило клуб копоти, клещи вырвало из рук и швырнуло на пол. Но сам Тимур устоял, упершись руками в стены. Ну, вот вам. Вот! Как вы теперь, без прибора-то? Он вернулся в квартиру, задвинул за собой засов и вздохнул с наслаждением. Табаком не пахло. И никого не было в квартире. То есть, он все рассчитал правильно. Вот теперь можно все отмыть. Тимур драил квартиру, как в последний раз. Отмывал раз за разом плинтуса, чистил раковину, натирал до блеска краны и кафельные стены в ванной. В дверь стучали, пинали ногами, а он только посмеивался: все, все — теперь он тут один хозяин. У него и договор аренды есть, между прочим. Официальный, за денежки. И там ни слова не сказано, что в квартире кто-то еще проживает. Очнулся он только от скрежета металла. В дверь, вскрытую какими-то сложными блестящими большими ножницами, лезли люди в форменных куртках, а за их спинами маячило растерянное лицо хозяина. Тимур еще успел показать ему четко отставленный вверх средний палец, но потом ему завернули руки за спину, а еще через мгновение он уже сидел на стуле и отвечал на вопросы какого-то чина, жмурясь от направленного в глаза света настольной лампы.

— Ну, зачем же вы так, — убито повторял раз за разом хозяин квартиры.

— Понаехали тут, — ругался за спиной кто-то из «форменных». Штраф взяли на месте. Гарантийный взнос остался у хозяина — на ремонт двери. А Тимуру предложили быстренько выметаться из квартиры.

— Нарушаем? — спросил строго чин. И сам же ответил, — Нарушаем. А раз так — ищем другое жилье. И — не в моем районе. Понял, да?

— Понял, да, — сказал, чуть не плача от злости и обиды, Тимур. Больно хороша была квартира. И до метро всего полчаса пешком. А на улице к нему подошел земляк дворник Миша и сказал сквозь зубы:

— Ну, ты, землячок, совсем дурной, похоже… Я же тебе чисто теоретически, с философской точки зрения! Тимур отмахнулся, пошел к метро. А, уже спустившись в светлое и теплое подземелье, подумал:

— Теоретически он, ага. А вот народа в метро стало меньше — это как? И регистрируют на один адрес сотни человек — я сам читал.

Философия, так ее…

Упасть. Перекатиться в сторону. Переползти вперед на два шага и снова перекатиться — но уже в другую. Теперь крабом, на четырех костях, в сторону, в сторону, до упора. Ощупать, не поднимая головы, затаиться, ждать. Не дышать. Почти не дышать. Воздух медленно втягивать, открытым ртом, чтобы не слышно было со стороны. И так же через рот выдыхать. Успокаивать сердце, считать про себя. Ишь, колотится — за пять шагов слышно, наверное. Вспышка в глаза:

— Встать! Смирно! Вскочить. Вытянуться. Стоять крепко, чуть расставив ноги. Руки — по швам. Подбородок чуть вверх. Глаза — чуть выше луча фонарика.

— Что там такое было, рядовой? Отвечать!

— Не знаю, сержант, сэр! Мне просто стало страшно!

— Отлично, рядовой! Это правильный ответ и правильное поведение.

Неизвестность страшна. Пока знаешь, что у тебя впереди — не страшно.

Но как только что-то незнакомое, какая-то зацепка ухом или глазом, действовать надо именно так: уйти с линии возможного огня, уйти от возможной опасности, залечь, приготовиться к бою, отдышаться, слушать. Что ты слышал, рядовой?

— Ничего, сержант, сэр!

— Плохо, рядовой. Очень плохо. Ты начал действовать совершенно правильно, но где итог? Ты даже не слышал ничего. Ты не слышал даже меня, рядовой… Стоять. Молчать. Не спорить. Ждать.