Джеймс Баллард - Затонувший мир [авторский сборник]

— Боже, что за свинарник!? Доброе утро. Нам предстоит напряженный день, поэтому давайте посидим немного и все обмозгуем. Я назначил отъезд на двенадцать часов завтрашнего дня, поэтому к десяти утра все должно быть погружено на борт. Я не собираюсь расходовать зря ни капли горючего, поэтому ничего лишнего. Как вы, Роберт?

— Превосходно, — коротко и не вставая, бросил Керанс.

— Рад слышать. Хотя выглядите вы несколько вяловато. Если вы хотите взять катер, чтобы привезти свои вещи из «Рица»…

Керанс слушал его вполуха, глядя на величественно поднимающееся солнце. Между ними глухой стеной встало то обстоятельство, что Риггс не видел снов, не ощущал их притягательной силы. Он все еще верил в причинность и логику, все еще жил в прежнем, потерявшем теперь всякий смысл мире, управляемый набором теперь никому не нужных инструкций, как рабочая пчела в полете. Через несколько минут Керанс уже совершенно не улавливал слова полковника, прислушиваясь только к. непрерывному барабанному бою в ушах, полуприкрыв глаза, так чтобы из-под ресниц наблюдать сверкающую пятнистую поверхность лагуны.

Бодкин, сидевший против него, делал то же самое, сложив руки на животе. Сколько раз во время их прежних бесед он на самом деле находился в миллионах лет отсюда?

Когда Риггс двинулся к выходу, Керанс сделал за ним несколько шагов.

— Конечно, полковник, все будет сделано и готово вовремя. Спасибо за напоминание.

Когда катер с полковником отошел от станции, Керанс вернулся в свое кресло. В течение нескольких минут двое мужчин смотрели друг на друга через стол; по мере того, как вставало солнце, жужжание насекомых за проволочной сеткой все усиливалось. Наконец Керанс заговорил:

— Алан, я не уверен, что уйду вместе со всеми.

Не отвечая, Бодкин достал сигарету. Он зажег ее и принялся неторопливо курить, откинувшись в кресле.

— Знаете ли вы, где мы находимся? — спросил он после паузы. — Ну, в каком городе?

Когда Керанс отрицательно покачал головой, Бодкин сказал:

— Это Лондон. Удивительно, но я здесь родился. Вчера я плавал к старому зданию университета и нашел лабораторию, которую возглавлял мой отец. Мне было шесть лет, когда мы уехали отсюда, но я все отлично помню. В нескольких сотнях ярдов оттуда расположен планетарий, я был в нем на одном сеансе, еще до того, как испортился проектор. Купол планетария можно видеть до сих пор, он в двадцати футах под водой. Напоминает огромную раковину. Интересно: когда я смотрю на купол сквозь толщу воды, мое детство становится очень близким. Честно говоря, я многое забыл — в моем возрасте и у вас будет куча иных воспоминаний… Когда мы уйдем отсюда, наша жизнь станет совсем кочевой, а ведь тут единственный дом, который я когда-либо называл своим…

Он внезапно замолчал и сразу показался бесконечно усталым и старым.

— Продолжайте, — ровным голосом попросил Керанс.

Два человека быстро передвигались по палубе, беззвучно ступая мягкими подошвами по стальным плитам. Белое полуночное небо нависало над темной поверхностью лагуны, в нем, как спящие галеоны, неподвижно застыли редкие облака. Низкие звуки ночных джунглей ползли над водой; изредка бормотали обезьяны, игуаны вскрикивали в своих гнездах в полузатонувших зданиях. Мириады насекомых роились над водой, испуганно отлетая, когда волны удар, ли в скошенные борта понтона, на котором была смонтирована испытательная станция.

Один за другим Керанс освобождал швартовы, пользуясь тем, что качка регулярно ослабляла натянутые тросы. Когда станция начала медленно отплывать, он с тревогой посмотрел на темный корпус базы. Постепенно обнаружились лопасти большого винта вертолета, закрепленного на верхней палубе базы, затем меньший хвостовой винт. Керанс не спешил сбросить последний трос с ржавой причальной тумбы: он дожидался сигнала Бодкина с верхней палубы станции.

Натяжение троса усилилось, и Керансу пришлось выждать несколько минут, прежде чем удалось снять последнюю петлю с причала; к счастью, волна, приподнявшая станцию, подарила ему несколько дюймов слабины троса. Над собой он слышал торопливый шепот Бодкина — они медленно двигались в сторону лагуны, в которой был виден единственный огонек — это светилось окно Беатрис. Наконец Керансу удалось сбросить последний конец — он снял его с тумбы и осторожно опустил в темную воду в трех футах под собой. Какое-то время он смотрел, как трос, разрезая воду, возвращается к базе.

Освободившись от тяжести станции — к тому же вертолет, укрепленный не по центру палубы, нагружал противоположный край базы, — огромный корпус качнулся, отклонившись почти на пять градусов от вертикали, затем постепенно снова восстановил равновесие. В одной из кают вспыхнул свет, но через несколько мгновений погас. Керанс схватил багор, лежавший рядом с ним на палубе, и стал осторожно отталкиваться. Расстояние между станцией и базой постепенно возрастало; вначале оно составляло двадцать ярдов, потом пятьдесят… Низкая завеса тумана лежала над лагуной, и вскоре они уже с трудом различали место своей прежней стоянки.

Удерживая станцию в стороне от стоявших на мелководье зданий, они вскоре преодолели около двухсот ярдов. Станция раздвигала своим корпусом растительность, ветви папоротников хлестали по окнам. Вскоре они остановились в маленькой заводи площадью около тысячи квадратных футов.

Керанс перегнулся через перила, глядя сквозь темную гладь на небольшой кинотеатр в двадцати футах под зеркалом воды, на плоской крыше здания не было ни выходов лифта, ни пожарных кранов. Помахав Бодкину, по-прежнему находившемуся на верхней палубе, Керанс пошел в лабораторию, а затем мимо сосудов с образцами и раковин для воды спустился вниз, к понтону.

В основании понтона был запорный кран, и когда Керанс с трудом отвернул его, мощная струя холодной воды хлынула к его ногам. К тому времени, когда он поднялся в лабораторию, чтобы в последний раз осмотреть ее, вода уже достигла уровня его лодыжек и разливалась среди лабораторных столов и раковин. Керанс открыл клетку и выпустил в окно обезьянку — любимицу Бодкина. Станция, как лифт, медленно погружалась. Керанс, по пояс в воде, добрался до узкого трапа, который вывел его на верхнюю палубу, где нервничающий Бодкин смотрел на окна соседнего здания, неясно вырисовывающегося в тумане.

Спуск прекратился, когда верхняя палуба оказалась в трех футах над водой — плоское дно станции опустилось на крышу кинотеатра, а с борта было нетрудно перебраться в здание. Слышалось, как внизу, под водой, булькает воздух, вырываясь из реторт и других сосудов, пенная струя поднималась из затонувшего окна лаборатории, где стоял стол с различными реактивами.