Айзек Азимов - Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени

Через некоторое время я заметил некую связь между этими колодцами и высокими башнями, стоявшими тут и там на склонах холмов; над ними можно было заметить массы колеблющегося воздуха, вроде тех, что наблюдаются в жаркий день над берегом моря. Сопоставив увиденное, я пришел к выводу, что все это составляет обширную систему какой-то загадочной подземной вентиляции. Сначала я подумал, что она служит каким-нибудь санитарным целям этого народца. Такое заключение казалось очевидным, но потом выяснилось, что оно было совершенно неправильным.

Вообще я должен признать, что за время своего пребывания в будущем я очень мало узнал относительно водоснабжения, средств связи, путей сообщения и тому подобных жизненных удобств. В некоторых фантастических произведениях и рассказах о грядущих временах, которые я читал, мне встречалось множество подробностей насчет домов, общественного порядка и тому подобного. Можно легко придумать сколько угодно всяких подробностей, если весь этот мир находится лишь в голове автора, но настоящему путешественнику во времени такое почти недоступно. Представьте себе негра, который прямо из Центральной Африки попал в Лондон, а потом вернулся в свое племя. Что он сможет рассказать о железнодорожных компаниях, общественных движениях, телефонной и телеграфной связи, службах перевозки и почтовых учреждениях? А ведь мы, конечно, весьма охотно согласились бы все ему объяснить! Но даже и то, что он узнает из наших рассказов, сможет ли он передать своим друзьям, не совершившим такого путешествия, и как он заставит их поверить? Учтите при этом, что негр сравнительно недалеко отстоит от белого человека нашего времени, а пропасть между мною и людьми Золотого века просто громадна! Я чувствовал существование многого, что было скрыто от моих глаз, и это давало мне надежду; но, помимо общего впечатления какой-то механической организации всего общества, боюсь, я смогу рассказать вам лишь немногое.

Я нигде не видел следов погребений, к примеру, не встретил даже подобия крематория или чего-нибудь, похожего на могилу. Однако было весьма возможно, что кладбища (или крематории) оказались просто-напросто где-нибудь за пределами моих странствий. Это был один из тех вопросов, которые я сразу поставил перед собой и разрешить поначалу не мог. Такая ситуация удивила меня и подтолкнула к дальнейшим наблюдениям, поразившим меня еще сильнее: среди людей будущего совсем не было старых и немощных.

Должен сознаться, что мои первоначальные теории о механической цивилизации и упадке человечества не особенно долго удовлетворяли меня. Но пока я не мог придумать ничего другого. Впрочем, у меня уже возникали некоторые трудности. К примеру, все большие дворцы, которые я исследовал, служили исключительно жилыми помещениями — это были огромные столовые и спальни. Я не видел нигде машин или каких-либо других приспособлений. Тем не менее на этих людях была прекрасная одежда, которую надо было обновлять, а их сандалии, хоть и без всяких украшений, были довольно сложны в изготовлении. В любом случае эти вещи нужно было сделать. А маленький народец совершенно не проявлял никаких наклонностей к созданию чего бы то ни было. Здесь не было ни мастерских, ни лавок, вообще ни малейших следов торговли. Все свое время люди будущего проводили в играх, купании, эротических забавах, поедании фруктов и сне. Я не мог понять, на чем держалось такое общество.

Но вернемся к Машине Времени: кто-то, мне неведомый, спрятал ее в пустом пьедестале Белого Сфинкса. Зачем? Я этого даже представить себе не мог! Вдобавок — безводные колодцы, башни, над которыми колеблется воздух… Я чувствовал, что не нахожу ключа ко всем этому. Я чувствовал… как бы вам это лучше объяснить? Представьте себе, что вы нашли где-то надпись на хорошем английском языке, где понятные слова перемешаны с совершенно вам незнакомыми. Вот как на третий день моего пребывания там я воспринимал мир восемьсот две тысячи семьсот первого года!

В этот день я нашел себе в некотором роде друга. Случилось так, что, когда я смотрел на группу маленьких людей, купавшихся в реке на мелководье, кого-то из них схватила судорога, и маленькую фигурку понесло по течению. Течение оказалось довольно быстрым, но в общем-то даже средний пловец мог бы легко с ним справиться. Чтобы дать вам некоторое понятие о странной психике этих существ, я скажу лишь, что никто из них не сделал ни малейшей попытки спасти малютку, которая с криками тонула на их глазах. Увидев это, я быстро сбросил одежду, побежал вниз по реке, вошел в воду и, схватив несчастную, легко вытащил ее на берег. Небольшое растирание привело ее в чувство, я с удовольствием увидел, что она чувствует себя достаточно неплохо, и сразу же оставил ее. Я был такого невысокого мнения о ней и ей подобных, что не ожидал никакой благодарности. Однако в этом случае я ошибся.

Это было утром. После полудня, возвращаясь к месту своих исследований, я снова встретил ту же маленькую женщину — она подбежала ко мне с громкими криками радости и преподнесла огромную гирлянду цветов, видимо, приготовленную специально для меня. Это показалось мне заслуживающим внимания. Вероятно, тогда я чувствовал себя слишком одиноким. Но как бы то ни было, я, насколько сумел, высказал ей свою благодарность. Мы вместе сели в небольшой каменной беседке, обмениваясь улыбками. Дружеские чувства этого маленького существа радовали меня, как радовала бы привязанность ребенка. Мы обменялись цветами, и она целовала мои руки. Я отвечал ей тем же. Потом я попробовал заговорить и узнал, что ее зовут Уина. Я не понимал, что могло бы означать это имя, но мне казалось, что ей оно подходит. Таково было начало нашей странной дружбы, которая продолжалась неделю, а как окончилась — об этом я вам еще расскажу!

Она во всем была похожа на ребенка. Ей постоянно хотелось быть со мной. Уина сопровождала меня повсюду, так что вскоре мне захотелось утомить ее ходьбой и бросить, не обращая внимания на ее жалобные крики. Зато проблема, думал я, будет решена. Я не для того попал в будущее, говорил я себе, чтобы заниматься жалким флиртом. Однако ее отчаяние в этом случае было слишком велико, а в ее восклицаниях, когда она начала отставать, звучало исступление, и в конце концов ее привязанность тронула меня — я вернулся, и с этих пор она стала доставлять мне столько же забот, сколько и удовольствия. Все же она оказалась для меня большим утешением. Сначала я думал, что она испытывала ко мне лишь простую детскую привязанность. И только потом, когда было уже слишком поздно, я ясно понял, чем я сделался для нее и чем стала она для меня. Уже потому, что эта малышка проявляла ко мне нежность и заботу, я, возвращаясь к Белому Сфинксу, чувствовал, будто возвращаюсь домой, и добравшись до вершины холма, быстро отыскивал глазами знакомую фигурку в бело-золотой одежде.