Айзек Азимов - Антология мировой фантастики. Том 2. Машина времени

В пустыне за городом было прохладно и очень сухо. Здесь же воздух был легким, теплым и свежим; в нем ощущался аромат цветов, который люди совершенствовали сотни и тысячи лет.

Затем где-то зазвучала музыка. Она звенела в воздухе, мягко распространяясь вокруг. Луна только зашла, и после ее исчезновения ушло и розовато-серебристое сияние, а музыка стала громче.

Она шла отовсюду и ниоткуда. Она проникала внутрь меня. Я не знаю, как это делалось. И не знаю, как вообще такая великолепная музыка могла возникнуть.

Дикари создают музыку слишком простую, чтобы она была прекрасной, но она может взволновать. Полудикари пишут музыку прекрасно простую и просто прекрасную. Ваши негритянские мелодии просто превосходны. Негры не только слышат музыку, они ощущают ее своей кровью. Полуцивилизованные народы создали великие музыкальные произведения. Но то, что я слышал, было выше любого из них. Это была вершина в развитии музыки.

Я всегда считал музыкальные сочинения своего времени прекрасными. Но то, что сейчас звучало в воздухе было песней достигшей зрелости расы, песней человечества в эпоху его триумфа. Величественные звуки гремели вокруг, они звали меня за собой, показывали то, что лежало впереди, и уносили туда.

А затем звуки погасли в воздухе, и я вновь увидел опустевший город. Машины забыли, о чем эта песня. Их хозяева тоже — давным-давно.

Я вошел в один из заброшенных домов. Полуосвещенный дверной проем был едва виден, но когда я подошел к нему, светильник, не работавший триста тысяч лет, загорелся зелено-белым светом, похожим на мерцание светлячка. Я перешагнул через порог комнаты, и внезапно что-то случилось с воздухом за дверью — он стал непрозрачным как молоко. Все в комнате, казалось, было сделано из металла и камня. Камень походил на застывшую смолу с поверхностью, напоминавшей вельвет, а металл выглядел как серебро и золото. Здесь был ковер на полу из материала, похожего на тот, в который я одет, но более плотного и мягкого. Диваны стояли по всей комнате, низкие и покрытые тем же мягким металлическим материалом. И они тоже были черные, золотые и серебряные.

Я никогда не видел ничего подобного. И не увижу в дальнейшем, я думаю. И ни мой, ни ваш язык не смог бы все это толком описать.

Строители этого города имели полное право создать и исполнять ту песню окончательного триумфа, триумфа покорителей девяти планет и пятнадцати обитаемых лун.

Но здесь их больше не было, и я решил уйти. Я отправился дальше и увидел телефонный пункт, где вскоре обнаружил карту. Старый мир изменился мало. Семь или даже семьдесят миллионов лет почти ничего не значили для старой матушки Земли. Она будет успешно существовать, пока будут приходить в негодность чудесные города машин. Она будет существовать сотни и тысячи миллионов лет после того, как они вообще исчезнут.

Я пытался дозвониться до различных городов, обозначенных на карте. (Систему связи я понял, как только испробовал центральный аппарат.)

Я позвонил один раз, два, три, дюжину… Йок-Сити, Ланон-Сити, Пари, Шкаго, Сингпор и другие. Я начал подозревать, что нет больше людей на Земле. Меня потрясло то, что только машины отвечали мне в каждом городе. Только они были даже в более обширных городах, нежели Нева-Сити, откуда я звонил. Это ведь был маленький город. Йок-Сити, например, достигал более чем восьмиста километров в диаметре.

В каждый город я звонил по нескольким служебным номерам. Наконец я позвонил в Сан-Фриско. Внезапно раздался отвечающий голос, а затем появилось изображение человека на маленьком мерцающем экране. Я мог видеть, как человек изумленно посмотрел на меня. Затем он попытался заговорить. Я ничего не понял, естественно. Я могу понимать вашу речь, а вы — мою, потому что от вашего времени дошли многочисленные записи и они повлияли на наш язык.

Кое-что, конечно, изменилось. Названия городов, в частности. Это произошло потому, что они многосложные и часто использовались. Люди стремились упростить их, сократить. Я нахожусь в Не-ва-де — так вы говорите? Мы говорим только Нева. И Йок-Сити. Но Огайо и Айова произносятся по-прежнему Через тысячу лет изменения были небольшими, потому что оставались записи.

Но прошло уже семь миллионов лет, люди забыли о старых книгах и документах, перестали их использовать, и язык изменился до такой степени, что они не могли прочитать никаких записей. И они не записывают ничего нового, конечно же.

Некоторые люди пытались возродить прошлое расы и изучить его, но неудачно. Древние записи можно перевести, только если известны базовые правила. И вот голоса прошлого ушли — когда раса забыла законы науки и принципы работы мозга.

Его речь была так странна для меня, слушавшего по телефону. Его голос был высок, слова — плавные, тон — мягкий. Когда он говорил, это больше походило на песню. Он разволновался и позвал других людей. Я не мог понять их, но знал, где они были. И я хотел отправиться к ним.

Итак, я решил покинуть райские сады, но, готовясь уйти, посмотрел на небо. Странно мерцающие звезды тускнели и гасли. Только одна звезда светилась на привычном месте — Венера. Теперь она сияла золотым светом. Вспомнив о том, как я в первый раз разглядывал эти чужие небеса, я понял, что первое впечатление было ошибочным. Звезды были абсолютно иными.

В мое время и в ваше тоже Солнечная система — это одинокий странник, который движется по перекрестку галактических путей. Звезды, которые вы видите ночью, — это звезды из движущихся скоплений. Фактически наша система проходит сквозь сердце скопления Большой Медведицы. Около полудюжины звездных групп располагаются в пределах пятисот световых лет вокруг нас.

Но за семь миллионов лет Солнце покинуло эту группу. Для глаз наблюдателя небеса были почти пусты. Только кое-где мерцали одинокие звезды. Да широкой полосой пересекала черное небо лента Млечного Пути. Небеса были пустынны.

И это было то, что также отразилось в песнях людей будущего и тенью легло на их сердца. Одиночество — даже без знакомых, дружелюбных звезд. От нас звезды находятся в полудюжине световых лет. В будущем же люди говорили мне, что измерили расстояние до ближайшей звезды и поняли, что она находится в ста пятидесяти световых годах от них. Она сияла сверхъестественным светом. Ярче, чем даже Сириус в наших небесах. И она казалась совсем чужой, потому что была бело-голубым сверхгигантом. Наше Солнце могло бы служить этой звезде спутником.

Я стоял и наблюдал, как умирает розовато-серебряное сияние светильников и могущественные кроваво-красные лучи Солнца появляются над горизонтом. Я видел звезды после того, как оказался в миллионах лет от своего времени, но в первый раз увидел поднимающееся Солнце. И его нездоровый красный свет заставил меня подумать, что оно тоже умирает.