Джеймс Блиш - Города в полете (сборник)

— Прекращай болтать, — сказал Микелис, который неожиданно, как по волшебству, появился в дверном проеме. — Ты же видишь, он простудился. Мне бы не хотелось радоваться болезни, но это лучше чем козни литиан.

Мускулистый широкоскулый химик помог Агронскому поднять Кливера на ноги. Превозмогая боль, Кливер снова попробовал открыть рот. Но вместо слов прозвучал лишь хрип.

— Замолчи, — сердито сказал Микелис. — Давай уложим его назад в гамак. Где же Отец? Только он умеет лечить здешние болезни.

— Держу пари он мертв, — неожиданно взорвался Агронский, и его лицо оживилось от тревоги. — Он был бы здесь, если бы мог. Микелис, это, наверное, заразно.

— Я не захватил перчаток, — сухо сказал Микелис. — Кливер лежи спокойно или мне придется успокоить тебя. Агронский, похоже, ты осушил его графин; принеси—ка свежей воды, ему нужно пить. И посмотри, не оставил ли Отец в лаборатории чего—нибудь похожего на лекарства.

Агронский вышел, за ним из поля зрения Кливера исчез Микелис. Всеми силами преодолевая боль, Кливер еще раз попробовал разомкнуть губы.

— Майк.

В тот же миг Микелис был возле него. Смоченным в каком—то растворе ватным тампоном он осторожно протер Кливеру губы и подбородок.

— Не волнуйся. Агронский несет тебе пить. Пол, поговоришь немного позже. Не спеши.

Кливер немного расслабился. Микелису он доверял. Тем не менее, он не смог спокойно перенести то, что за ним ходят как за младенцем — он почувствовал, как по обеим сторонам носа стекают слезы бессильного гнева. Микелис вытер их двумя легкими необидными движениями.

Агронский вернулся, напряженно протягивая руку ладонью вверх. — Вот что я нашел, — сказал он. — В лаборатории есть еще пилюли, и пресс для пилюль не убран. Там же ступка и пестик Отца, правда, они чистые.

— Хорошо, давай лекарство, — сказал Микелис. — Есть еще что—нибудь?

— Нет. В стерилизаторе жарится шприц, если это тебя интересует.

Микелис чертыхнулся. — Это значит, что где—то в аптечке есть необходимый антитоксин, — сказал он. Но Рамон не оставил записки, поэтому у нас нет шансов найти это лекарство.

С этими словами, он приподнял Кливеру голову и засунул пилюли ему в рот. Полившаяся затем вода показалась Кливеру прохладной, но через долю секунды обожгла огнем. Он поперхнулся, и именно в этот момент Микелис сжал его ноздри. Пилюли прошли в пищевод.

— Есть какие—нибудь следы Отца? — сказал Микелис.

— Ничего, Майк. Все в полном порядке, его вещи на месте. Оба комбинезона висят в шкафу.

— Может, он ушел в гости, — задумчиво сказал Микелис. У него было уже довольно много знакомых литиан.

— И оставил больного? На него это не похоже, Майк. Если только в этом не было крайней необходимости. А может, он вышел по обычному делу, рассчитывая скоро вернуться, и…

— И потому, что он забыл трижды топнуть ногой, прежде чем идти через мост, его съели тролли.

— Конечно, ты можешь шутить.

— Поверь мне, я не шучу.

— Майк…

— Микелис сделал шаг назад и посмотрел на Кливера; его лицо было плохо видно сквозь пелену слез. Он сказал: — Все в порядке, Пол. Расскажи нам, что случилось. Мы слушаем тебя.

Но было слишком поздно. Двойная доза барбитуратов уже принялась за Кливера. Он смог только покачать головой и вместе с Микелисом улетел в водоворот смутных видений.

Тем не менее, полностью он не забылся. Сегодня он проспал не меньше обычного и для него уже начинался длинный, полностью загруженный день сильного и здорового мужчины. Голоса землян и навязчивая мысль о необходимости поговорить с ними прежде, чем вернется Руиз—Санчес, поддерживали его в состоянии полубодрствования, похожего на легкий транс — а наличие в его организме тридцати гран ацетилсалициловой кислоты значительно увеличило потребление им кислорода, что, в свою очередь, вызвало не только головокружение, но и эмоциональное возбуждение. То, что такое состояние поддерживалось энергией от сгорания протеина его собственных клеток, он не знал, а если бы даже и знал, то, вряд ли смог бы встревожиться.

Голоса продолжали проникать в его сознание, едва донося смысл слов. Слова переплетались с обрывками снов, которые легко отслаивались от поверхности бодрствующей части рассудка и поэтому казались чрезвычайно реальными, угнетая, в то же время своей необычной бессмысленностью. При выходе из периодических провалов сознания, являлись планы, целые сочетания планов, все простые и грандиозные одновременно — о том, чтобы принять на себя командование экспедицией, связаться с властями Земли, передать секретные документы которые доказывают, невозможность заселения Литии, планы по прокладке туннеля под Мехико в Перу, о том, чтобы одним мощным термоядерным взрывом соединить легкие атомы Литии в один атом Кливериума, элемента чей основной номер составит алефноль…

Агронский: — Майк, иди сюда и посмотри на это, ты читаешь по—литиански. Там, на входной двери, на доске для сообщений что—то написано.

(Звук шагов.)

Микелис: — Тут написано «Здесь болезнь». Штрихи проведены недостаточно легко и уверенно, чтобы подумать, что это дело рук аборигенов. Идеографические знаки трудно писать быстро. Эту надпись наверняка оставил Рамон.

Агронский: — Хотел бы я знать, куда он потом пошел.

(Звук шагов. Негромко захлопывается дверь. Звук шагов. Трещит пуф.)

Агронский: Ладно, давай займемся отчетом. Нужно обдумать его, пока этот проклятый двадцатичетырехчасовой день окончательно не доконал меня. Ты все еще настаиваешь на открытии этой планеты?

Микелис: — Да. Я не увидел на Литии ничего угрожающего жизни человека. Болезнь Кливера меня беспокоит, но я уверен, что при серьезной опасности, Отец не оставил бы его одного. И я не вижу, как земляне могут повредить этому обществу — оно чрезвычайно стабильно как эмоционально, так и экономически.

(Опасность, опасность, — твердил Кливеру во сне чей—то голос. Все лопнет. Это все поповские козни. Теперь он снова начал приходить в себя и снова почувствовал боль во рту.)

Агронский: — Как ты думаешь, почему пока мы были на севере, ребята ни разу не связались с нами?

Микелис: — Не знаю. Я ничего не могу даже предположить пока не поговорю с Рамоном. Или пока не придет в себя Пол.

Агронский: — Не нравится мне все это, Майк. Я чувствую здесь подвох. Этот город находится в сердце коммуникационной системы планеты. И вот — ни одного сообщения, Кливер болен, Отец исчез… Мы еще чертовски многого не знаем о Литии.

Микелис: — Мы чертовски многого не знаем о Центральной Бразилии.

Агронский: — Ничего существенного, Майк. То, что мы знаем обо всем, в общем, позволяет разобраться в частностях — даже в тех рыбах, которые едят людей — как их там — в пираньях. На Литии не так. Мы не можем наверняка утверждать, что последует из тех или иных общих знаний. Мы можем не заметить совсем рядом что—нибудь громадное.