В Глухов - На суше и на море

На перевале Палос Чинос-де-Камарота, что по дороге из Уахикори в Эль-Тигре, — четыре изрешеченных пулями трупа. Голубые глаза гринго Ланда жадно блеснули последний раз. И вот он, бездыханный, валяется на дороге с раскинутыми руками и ногами. Рядом с ним безжизненные, изуродованные тела двух метисов и индейца: Энкарнасьон Медина, Крус Медина, Томас Энрикес.

Дело было так. Девятого августа, в понедельник, мы выехали на Уахикори с восходом солнца. Через некоторое время на склоне горы догнали группу индейцев из племени кора: коренастые, загорелые, сильные тела, едва прикрытые лохмотьями; гладкие, коротко подстриженные волосы. Это рудокопы, затеявшие тяжбу с гринго из-за разработки богатейших месторождений золота. На перевале Палос Чинос-де-Камарота индейцы были шагов на двести впереди нас, когда навстречу выехали четыре всадника — Ланд и его приспешники. Узнав своих противников, они, не сговариваясь, поскакали к индейцам. Кора бросились в бой, выхватывая на бегу мачете. Ланд, на которого, как сущий дьявол, кинулся Томас Энрикес, выхватил ружье 30-го калибра и выстрелил. Но индеец ухватился за ствол ружья и едва не сбросил всадника на землю. Гринго выпустил из рук ружье, и Энрикес упал, тогда Ланд выстрелил в него из пистолета. Приспешники гринго тоже стреляли в индейцев. Смертельно раненный Энрикес — у него была перебита яремная вена — сбил гринго с лошади пулей, посланной прямо в сердце. Перестрелка и поножовщина длились всего несколько мгновений.

Невредимым остался только один метис, раненая лошадь унесла его бешеным аллюром в заросли кустарника.

И вот на дороге четыре трупа и шесть раненых. Педро Хервасио, очевидно вождь, держится с большим достоинством. Остальные индейцы, даже истекающие кровью, заботливо носят ему из родника воду. Он тяжело дышит — прострелена грудь. Иногда, когда ему удается открыть глаза, он движением век благодарит нас за то, что мы встали на их сторону. Педро сохраняет твердость и поразительную осмотрительность. Он приказывает своим двигаться дальше, а сам хочет остаться здесь, потому что не может идти; самое важное для него — спасти своих соплеменников. Наконец он разрешает посадить себя в гамак, подвешенный к седлам двух лошадей. Свернув с дороги, мы пробираемся таинственными тропами.

Девятое августа — дата незабываемая: мы отправляемся в странствие по совершенно не известному для нас миру. В этот день из героев детективного романа мы превратились в зрителей необыкновенного спектакля. Иногда мы принимали в нем участие и, даже не отдавая себе в этом отчета, переносились из партера на подмостки сцены, а оттуда — на последний ярус галерки.

В пути Рамон время от времени определяет направление нашего движения: юг, восток, запад, но даже он, хозяин и знаток сельвы, не понимает, куда мы идем вместе с индейцами. Это похоже на запутанные передвижения паука, ползающего вверх и вниз. Днем мы скрываемся в пещерах, а ночью во мраке, нередко под проливным дождем продолжаем путь среди сосновых и дубовых рощ. Ни одного стона, ни гримасы боли. Очевидно, исстрадавшиеся души индейцев как бы защищены плотным панцирем, а сознание подчинено стоической дисциплине. Из болеутоляющих трав, собранных по дороге, мы приготовляем для раненых компрессы и примочки.

На третье утро возле зарослей колючего кустарника и плакучей ивы, усеянной черными шишечками, мы нашли просторную пещеру: летучие мыши, скорпионы, глиняная посуда, лепные изображения животных, богов, людей. Хрупкие фигурки, намного пережившие их создателя, свидетельствуют о его божественной гениальности. Несомненно, пещера была священной: там мы увидели пьедестал для идолов и нечто вроде ящика для сокровищ.

В глубине на ровной площадке находились остатки какого-то сооружения, где, согласно поверьям, отдыхает Аскель — дух, хранящий сокровища. Индейцы подозрительны и недоверчивы, а потому они часто переносят в другие места свои символы традиций и веры.

Из Пикачос сюда привезли знахаря Анисето-Чето, который должен был вылечить Хервасио. Знахарь отнесся к нам очень недружелюбно. И когда мы, осмотрев своих лошадей, пасшихся в укромной ложбине, вернулись к пещере, он запретил нам входить в нее. Хервасио рассказал ему, какую мы оказали услугу индейцам, и тогда восьмидесятилетний знахарь позволил нам находиться в пещере. Вначале он отвергал нашу помощь, когда делал перевязки раненому. Но постепенно изменил к нам отношение. А через несколько недель уже доверял тайны черной магии:

— Если лентяй будет носить с собой косточки указательного пальца покойника, то станет трудолюбивым и угодным женщинам.

— Если хочешь стать невидимкой — убей черного кота и жабу; сожги их в безлунную полночь и натри кожу сажей. Твоя кожа так пропитается сажей и дымом, что ты станешь невидимкой.

— Когда захочешь погубить кого-нибудь, то постарайся увидеть во сне, что даешь ему пить. Как только тебе это приснится, тот упадет замертво.

Мы бродили с ним по лесу, отыскивая корни, кору, листья и плоды целебных растений. Однажды мы захотели отдохнуть под гигантским деревом. Но знахарь почему-то вдруг страшно разволновался и оттащил нас от этого дерева. Затем он объяснил, что тень от него вызывает неизлечимые язвы. Осторожно, стараясь не испачкаться в ядовитом соке и не входить в тень дерева, он сорвал большой плод, разрезал его ножом и извлек бобовидные семечки. В небольшой дозе они — превосходное слабительное, а большая вызывает смертельный понос. В тени этого коварного дерева не растет трава, под ним не пробегают животные, птицы облетают его стороной. Когда мы возвратились в пещеру, Чето произнес:

— Ахааумуа? [28] Как дела? (на языке кора). — Прим. авт.

— Ахей уакате натуси [29] Хорошо, входи друг (на языке кора). — Прим. авт. ,— ответил Хервасио, словно вздыхая.

Полил дождь. Чето и Хервасио разговаривали на языке кора, а другие индейцы дремали с открытыми глазами, рассевшись вдоль пещеры. Я и Рамон сидели у входа в нее и смотрели на струи дождя.

Чето подошел к нам, поправляя завязанный под подбородком расшитый фигурами оленей плащ. Мы покуривали и смотрели на дождь. Он попросил закурить, и мы угостили его. Чето достал кукурузный лист, скрутил папироску, заклеил ее слюной и выпустил струю дыма. Вдруг он заговорил о спрятанных сокровищах индейцев. Это было так неожиданно и настолько противоречило его мудрой сдержанности, что мы сразу почувствовали подвох.

— Почти в каждой пещере в этих горах есть сокровища, — говорил знахарь. — Бумажных денег нет. Бумага гниет, а зарытое в землю серебро со временем приобретает ценность золота.

Мы поняли, что нам ставят ловушку. Старик хорошо знал белых и метисов, алчущих сокровищ, и хотел испытать нас. Мы молчали, равнодушно устремив свои взоры на завесу дождя, который с каждой минутой припускал все сильнее.