Брайан Олдисс - Теплица

— О, не пускай мокрый дождь в свои глаза, чудесная бутербродная дама, — сказали сгрудившиеся вокруг нее толстячки, неловко похлопывая по плечам, пытаясь огладить ей волосы. Яттмур была встревожена их фамильярностью, ведь рядом не было ее друга, но тихо сказала толстячкам:

— Вы так боялись меня и Грена, отчего же вы совсем не страшитесь этих жутких созданий? Разве вы не видите, насколько они опасны?

— Разве ты не видишь, не видишь, видишь, что у этих богов с вострой шерстью есть хвосты? Только хвосты, что растут на людях, только люди с хвостами, только они боги для нас, для бедных людей-толстячков.

— Они убьют всех вас.

— Они наши боги, и мы будем счастливы убиться богами с хвостами. Да, у них есть острые зубы и хвосты! Да, и зубы у них, и хвосты тоже востры.

— Вы все равно что дети, а они опасны.

— Аи-йее, опасность заменяет вострошерстым богам зубы во ртах. Но их зубы не обзывают нас, не называют обидными именами, как ты и мозг-человек Грен. Лучше умереть весело, хозяйка!

Толстячки плотно обступили забившуюся в угол Яттмур, но она то и дело посматривала из-за их волосатых плеч на сидящих у костра вострошерстов. На время они почти совсем успокоились, занятые пожиранием «кожистого пера»: отрывая куски руками, они тут же засовывали их в пасти, в то же время передавая по кругу объемистую кожаную флягу, из которой по очереди отпивали. Яттмур заметила, что даже между собой они говорили на ломаном языке людей-толстячков.

— Надолго ли они останутся здесь? — спросила она.

— В пещере они живут часто, потому что любят нас, в пещере, — ответил один из толстячков, гладя ее по руке.

— Они приходили и раньше?

Три пухлых лица расплылись в улыбках.

— Они приходят повидать нас, и раньше, и снова, и снова, потому что любят милых людей-толстячков. Ты и мужчина-охотник Грен не любите милых, милых толстячков, и оттого мы плачем на Большом Склоне. И вострошерсты скоро заберут нас отсюда, чтобы найти новое зеленое дерево, нашу новую мамочку. Йеп-йеп, вострошерстые боги заберут нас!

— Вы бросите нас здесь?

— Мы уходим от вас, чтобы бросить на холодном и пустом, на темном Большом Склоне, где все большое и темное, потому что вострые боги отведут нас в зеленое местечко с теплыми мамочками-деревьями, где склоны не могут жить.

В духоте и вони, с капризничавшим на коленях Лареном, Яттмур совсем запуталась. Она заставила толстячков повторить все еще раз, что они охотно и сделали, пока ей не открылось значение их слов, значение слишком простое и очевидное.

Грен уже довольно давно перестал скрывать отвращение, которое испытывал к толстячкам. Эта новая востроносая раса предложила увести их с горы назад, к толстым деревьям, что помогали людям-толстячкам и захватывали их в добровольное рабство. Инстинкт подсказывал Яттмур, что верить долгозубым горцам не стоит, но она не смогла бы заставить толстячков вести себя осторожнее. И вскоре поняла, что они с ребенком вскоре останутся на этой горе одни, не считая Грена.

От постоянного беспокойства и усталости она заплакала.

Толстячки придвинулись ближе, неумело стараясь успокоить ее: они дышали ей в лицо, похлопывали по грудям, щекотали, строили забавные гримасы малышу. Яттмур была слишком несчастна, чтобы противиться их прикосновениям.

— Пошли с нами в зеленый мир, милая бутербродная дама, чтоб снова пожить вдалеке от Большого Склона с нами, славными ребятами, — бормотали толстячки. — Ты будешь спокойно и уютно спать вместе с нами.

Подбадриваемые ее безразличием, они начали исследовать более интимные части тела Яттмур. Та не протестовала, и когда их простенькая похоть была удовлетворена, толстячки оставили ее одну в темном углу. Позднее один из них вернулся, неся с собой порцию опаленного «кожистого пера», которую Яттмур безропотно съела.

Жуя, она размышляла: «Грен убьет моего ребенка своим отвратительным грибом. Значит, я должна рискнуть ради Ларена и уйти вместе с людьми-толстячками». Едва это было решено, она почувствовала себя спокойнее и погрузилась в дремоту…

Разбудил Яттмур плач Ларена. Успокоив его, она выглянула из пещеры. Снаружи было темно, как и всегда. Дождь на время утих; воздух наполняли громовые раскаты, словно мечась меж землею и плотными облаками в поисках спасения. Толстячки и вострошерсты спали вповалку на полу, подергиваясь во сне от шума. В голове у Яттмур гудела тупая боль, и она подумала: «Нет, мне уже не заснуть в таком грохоте». Но мгновением позже, со свернувшимся у нее на груди Лареном, она вновь закрыла глаза…

Снова она проснулась из-за вострошерстов. Возбужденно взлаивая, они выбегали из пещеры.

Ларен спал. Оставив ребенка на груде сухой листвы, Яттмур отправилась посмотреть, в чем дело. И отскочила от выхода из пещеры, лицом к лицу столкнувшись с вострошерстами. Чтобы защитить головы от дождя — который вновь хлестал с прежней силой, — они покрыли их чем-то вроде шлемов, вырезанных из тех же высушенных тыкв, используя которые Яттмур приноровилась готовить и умываться.

В тыквах зияли отверстия, прорезанные специально для ушей, глаз и носов. Но тыквы все равно были больше мохнатых голов, которые они покрывали; с каждым движением они раскачивались из стороны в сторону, отчего вострошерсты становились похожими на сломанных кукол. Из-за этого, да еще и потому, что тыквы были размалеваны разноцветными узорами, вострошерсты обретали отчасти гротескный вид, сохраняя при этом все элементы устрашения.

Когда Яттмур выскочила под хлещущий дождь, одно из существ прыгнуло к ней, заградив ей путь и кивая тыквенной головой.

— Йаг-тяг, тык, ты оставайся спать в пещере для сна, мамаша. Сквозь дыж-дождь сюда идут плохие вещи, которые нам, отважным ребятам, совсем не по нраву. Так мы их кусать, и рвать, и кусать опять. Бррр, бафф, лучше тебе ууй-ти, йай-ти, уйти подальше от вида наших зубов.

Яттмур уклонилась от его цепкой лапы, слыша, как барабанивший по грубому шлему дождь мешается с невразумительным потоком, состоявшим из воя, тявканья и слов.

— Почему мне нельзя оставаться снаружи? — спросила она. — Вы что, боитесь меня? Что происходит?

— Ловцы-несуны идут, йам-йап, и словят тебя! Гррр, пусть они словят тебя!

Вострошерст оттолкнул Яттмур и отпрыгнул в сторону, где сгрудились его товарищи. Создания в нелепых шлемах прыгали на своей волокуше, огрызаясь друг на друга при дележе луков и стрел. Трое толстячков стояли поодаль, лаская друг друга и указывая вниз по склону.

Причиной переполоха была группа медленно шествовавших фигур, потихоньку поднимавшихся к пещере. Сперва, щурясь сквозь ливень, Яттмур решила, что приближаются только два существа; но затем их оказалось трое — и она ни за что не могла сообразить, кем же они, такие странные, могут быть. Но вострошерсты знали, кто это.