Януш Цыран - Голос Лема

Шума надула губы.

— Поверь мне, полеты в космос чересчур разрекламированы, — со смертельной серьезностью проговорила она, но надолго ее не хватило, и она почти сразу рассмеялась. Одновременно в другом конце зала послышались возгласы:

— Мальчики! Пришли!

Шума спрыгнула со стола и побежала к дверям, где действительно стояли ошеломленные близнецы. Начался праздник.

С каждым годом мы проводили вместе все больше времени. Мы много разговаривали — о мальчиках, вступавших в трудный подростковый возраст; о членах нашей исследовательской группы, ставшей со временем как для Шумы, так и для меня настоящей семьей, с теми же неразрывными отношениями и той же смесью радостей и горестей. Мы разговаривали о жизни не только в нашем центре, но и за его пределами. Шума имела доступ к газетам и прочим средствам массовой информации, с немалым интересом следила за событиями в мире. Почти обо всем у нее имелось собственное мнение, порой весьма удивительное для того, кто всю жизнь провел вне человеческого общества. Я знал все ее заботы, что ее смешит, а что доводит до слез, по каким признакам понять, что сейчас она расхохочется, а по каким — что она злится, и лучше оставить ее одну.

Чем больше я относился к ней как к обычному человеку, тем больше замечал ее необычность.

О космосе мы почти не разговаривали. Когда я об этом спрашивал, Шума лишь пожимала плечами.

— Загляни еще раз в документацию. Там вся история, все, что я могла на эту тему рассказать, — повторяла она.

И я заглянул. Я прочитал все, что сумел раздобыть, — не только документацию агентства, но и статьи из прессы, серьезную и не очень аналитику. Несмотря на то что объем информации составлял тысячи страниц, возникавшая на основе ее картина казалась мне неполной. Мне не удавалось сопоставить сухие слова с радостной, полной жизни Шумой. Видимо, именно тогда я начал представлять все по-своему: «Она подняла веки. Ее взгляд остановился на плавной дуге голубого потолка…»

Вместо космоса она предпочитала говорить о своих учениках. Уроки для беженцев были идеей Джона, которому очень хотелось найти для Шумы какое-то занятие. Естественно, немало сил у нее отнимала забота о сыновьях, но с каждым годом мальчики становились все самостоятельнее, и у нее появлялось больше свободного времени. Организовать эти уроки и убедить руководство НАСА, чтобы они на них согласились, было непросто, но в конце концов все удалось, и, когда я присоединился к группе, занятия продолжались уже несколько месяцев.

То была часть жизни Шумы, с которой я имел мало общего. Я не присутствовал на уроках — там и без того хватало официальной охраны, чтобы под ногами путался какой-то физиотерапевт, — и лишь издалека наблюдал, как три-четыре раза в неделю по коридорам центра проходит очередная группа учеников. Хотя время от времени они менялись, для меня все они выглядели одинаково — серьезные и робкие, в основном темнокожие, чувствовавшие себя явно стесненно в западной одежде, будто в этом есть что-то неприличное. Они были настолько забиты, что могли даже не знать, кто их учительница. Могло показаться, что они совершенно неопасны.

Я достаю из ящика стола фотографию и смотрю на изображенного на ней мужнину. Все сходится — и ввалившееся, почти полностью черное лицо, и глаза, в страхе смотрящие в камеру, и не застегнутый до конца, криво сидящий вельветовый пиджак.

Через три года после того, как я пришел в группу Барроу, на территорию центра, в то время находившегося в Юте, вторглись террористы. За время пребывания Шумы на Земле это была вторая непосредственная атака, но на сей раз ситуация выглядела опаснее. Вместо прыскающего кислотой сумасшедшего в возрасте далеко за сорок пришлось иметь дело с отрядом примерно из двадцати хорошо обученных и вооруженных молодых мужчин в масках — по сути, с небольшой армией, которая бесшумно перемещалась, прекрасно ориентируясь во внутреннем расположении зданий, и уничтожала каждого, кто оказывался у нее на пути. Они знали сверхсекретные коды безопасности и пользовались украденной картой доступа. И у них был план.

Когда раздался сигнал тревоги, я всего этого не знал. Впрочем, тогда нападавшие волновали меня во вторую очередь — первой моей реакцией было найти Шуму. Помню, как я бежал по коридору, заглядывая в каждую комнату. Сигнал тревоги сводил меня с ума. Шумы нигде не было. Я потянул за ручку последней двери — пусто. Сирена продолжала пронзительно выть. Сбежав по лестнице в подвал, я наконец нашел в путанице коридоров и помещений ящик с переключателями, набрал код на клавиатуре и выключил питание сирены. Наступила тишина.

И тут что-то — может, едва слышный шорох, а может, как мне нравилось думать, шестое чувство следопыта — подсказало мне заглянуть в соседнее помещение. Внутри него, за шкафом со старыми военными делами, я нашел Шуму, близнецов и Кевина Брауна, одного из психологов из группы профессора Гриффина.

— Вы целы? — едва не закричал я.

— Да, — прошептала Шума, бледная, но спокойная. — Нас привел сюда Кевин.

— Хорошая мысль, — я одобрительно кивнул в сторону Брауна. — Но будет еще лучше, если вы покинете здание.

Я знал, что в другом конце главного коридора есть вентиляционная решетка, и единственное, что пришло мне в голову, — добраться до нее.

Подойдя к двери, я выглянул наружу. В боковом ответвлении коридора тянулись продолговатые тени безымянных фигур.

Я попятился, жестом велев Шуме, детям и Брауну снова спрятаться за шкаф. Достав из спрятанной на лодыжке кобуры пистолет, я прижался к стене и снова выглянул в коридор. Их было трое. К счастью, двое стояли ко мне спиной.

В третьего я выстрелил в тот момент, когда он нацелил на меня свое оружие, но я нажал на спуск на долю секунды раньше. Во второго я попал еще до того, как тот успел обернуться. Пуля последнего угодила мне в бок, но следующая вылетела уже из моего пистолета. Третье тело свалилось на пол.

Я тоже упал.

— Ты ранен! — Открыв глаза, я увидел склонившуюся надо мной Шуму.

Я с трудом встал — в любой момент мог появиться еще один враг.

— Заберите мальчиков, — бросил я Шуме и Брауну. — Идем.

Обойдя трупы, мы преодолели довольно большой участок коридора, когда две очередные тени предупредили нас о новой опасности. Моя рана сильно кровоточила, и я знал, что вскоре ослабею. На то, чтобы укрыться или выбрать другой путь, не оставалось времени. Я просто встал напротив них и дважды нажал на спуск.

Мне повезло, и даже очень — никто из них не успел в меня попасть.

Мы пошли дальше. Я чувствовал, как поддерживающий меня до сих пор на ногах адреналин вытекает из меня вместе с кровью. Каким-то чудом я все же добрался до вентиляционной решетки, вырвал ее из стены — выключенная сирена не сработала — и выбрался на другую сторону, а потом помог сделать то же самое близнецам, Шуме и Брауну.