Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

- В ухо? Как сапной лошади?

- Он, косоглазый дьявол, уже начинает подозревать что-то. Я не живу, я танцую на канате! Но скоро я начну жить по-настоящему. Граф Монте-Кристо!

- Особенно не надейтесь, граф Монте-Кристо! - чуть улыбнулся Косаговскнй. - Есть уже план послать в этот огромный болочный район комплексную экспедицию

- Ничего она здесь не найдет! - кинул зло братчик - Я скоро сожгу Ново-Китеж!

- Новокитежане не позволят вам сделать это! - крикнул возмущенно Викгор.

- Не позволят? Ого! - тихо, хрипло сказал Памфил. - Перед пожаром, под занавес, так сказать, я спущу на Ново-Китеж своих чахаров. Воображаете, что они здесь сделают? Не оставлю здесь и собаки, которая лаяла бы нам вслед! Погуляем напоследок, а там хоть в счетоводы!

Памфил затрясся в мелком, беззвучном смехе. В глазах его горел огонек помешанного.

Братчик вытащил из поставца серебряную ендову, большую низкую чашу с носиком, налитую до краев темно-красной густой жидкостью, и два небольших серебряных кубка. Он налил кубки из ендовы, и в комнате запахло медом.

- Мед вишневый, ставленный, что наши предки на пирах пили. «В старину живали деды веселен своих внучат!» Я предлагаю… - Он помолчал, подняв кубок. - Я предлагаю выпить за наш будущий союз. За дружбу до гроба!

- Пить подождем, - отодвинул Косаговский кубок. - Сначала о деле.

Братчик нахмурился и резко поставил кубок на стол, расплескав его.

- Не понимаю, о чем еще нам говорить. Я играю в открытую, все мои карты на столе. Вы их теперь знаете, и выходить вам из игры нельзя. Иначе… - Он вытянул из кармана пистолет и привычно, большим пальцем отвел предохранитель. - Здесь семь пилюль - доза, как говорит Марк Твен, как раз нужная для взрослого цветущего мужчины. - Он снова поставил пистолет на предохранитель и сунул в карман. - Но не будем ссориться.

Он сделал короткий поклон в сторону летчика.

- Я отказываюсь! - спокойно ответил Виктор. Губы Памфила свело злой судорогой.

- Подождите демонстрировать свою преданность Советской власти. Прежде выслушайте меня до конца. Вы вывезете из этого гиблого места всех своих друзей, иначе они будут замурованы здесь до конца своей жизни.

- Не беспокойтесь о нас. Мы выберемся без вашей помощи. Мы на своей земле.

- Погодите! - раздраженно крикнул братчик. - А кроме того, две тонны платины. Вы понимаете, две тонны!

- Ишь как разыгрался аппетит на чужое добро! - покачал головой летчик. - Сразу две тонны! Надоело фунтиками таскать?

- Ничего я больше отсюда не потащу. Я не вернусь сюда.

- Что так? Монте-Кристо бежит от своих сокровищ? Так в романах не бывает. Братчик устало вздохнул.

- Чутье подсказывает: надо кончать. Иначе мне хана будет! - Он вздрогнул. - Я жду пулю или от ваших пограничников, или от сволочи Иосси, или от моей шпаны. Я говорил вам о русском офицере, который ходит сюда со мной. Поручик князь Тулубахов.

- Черт возьми, даже и князья в бандиты пошли!

- Начинает глядеть на меня исподлобья. Ему кажется, что его доля мала. У него есть теперь карта Прорвы. Я дал ему копию со своей, когда послал за бензином. Теперь он может ходить в Ново-Китеж и без меня. Я жду, что он выстрелит мне в спину.

- Пожалуй, в затылок. Определенно, в затылок, если вы будете фокусы выкидывать, - сказал Виктор задумчиво и просто.

- Э, бросьте вспоминать это дурацкое письмо! Братчик помолчал, потирая ладонь о ладонь, словно ему стало внезапно холодно. Он бросал на летчика быстрые, тревожные взгляды, силясь понять его затаенные мысли.

- Один полет, всего один полет - и мы миллионеры! Две тонны платины мы разделим пополам, фифти-фифти, как говорят янки. Воображаете, сколько каждый из нас положит в карман? Цена платины сейчас двенадцать долларов пуд! Это вам не советская зарплата!

В голосе братчика появилось мягкое, вкрадчивое. Он, как зверь, подстерегающий добычу, был терпелив: вилял хвостом и жмурился.

- Я не буду соблазнять вас шаблонной виллой на берегу лазурного моря, морской яхтой для дальних плаваний и шикарным автомобилем. У каждого свое представление о счастье и наслаждениях жизнью. Хотя шикарный автомобиль весьма способствует чувству независимости и личного превосходства. Вообразите, все это и сравните со своим социалистическим раем!

Братчик сделал паузу, глядя выжидательно и беспокойно.

- Ну же, быстрее! Сразу, как в воду! - засмеялся он нервно.

Летчик тоже посмеялся, но в меру, вежливо.

- Ну что ж, в воду так в воду. Вообще-то я согласен. Валяйте, грузите самолет платиной. Две тонны Антошка» подымет. Полетим к нам, в Советский Союз, И сдадим платину государству. И вас сдадим. Так вам подходит?

Такого ответа Памфил, видимо, не ожидал. Он был явно сбит с толку.

- Вы отказываетесь? - искренне удивился он.

- К сожалению, - ответил вежливо Косаговский и даже приложил руку к сердцу, - Не устраивает меня фифти-фифти. Верьте слову!

В стекло окна билась муха. Жужжание ее наводило тоску и тревогу.

- А не много ли вы на себя берете? - ласково, мурлыкающим голосом заговорил братчик. - Неужели не боитесь смерти?

- Только дурак пли ненормальный не боится смерти! - сердито ответил Косаговскнй. - Но есть кое-что и посильнее смерти.

- Вы правы. Страх ожидания посильнее собственно смерти. Особенно ожидание смерти не быстрой и не скажу, чтобы безболезненной. Суровец, здешний палач, потрудится над вами. И виску и встряску на дыбе испытаете, и репку-матушку запоете, и всю подноготную расскажете. Научу Суровца и чахарскому способу кишки на пику мотать! Есть и еще способ, называется «на комары». Ваши волосы забьют клином в пень и свяжут голого. В тайге комаров и гнуса - тучи. Они из вас кровь до последней капли высосут.

Виктор почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь. Но он справился с минутной слабостью, сказал брезгливо:

- Брось ты хвастать своей палаческой работенкой, Кого пугаешь, падаль?

- Что? - крикнул бешено Памфил и слепо двинулся на летчика. - Встать! Встать, когда с тобой говорит русский офицер!

- Японский холуй, а не - русский офицер, - сказал Косаговский, покачивая ногой, закинутой на другую.

Братчик со свистом хватил воздух и, вырвав из кармана взблеснувший мушкой пистолет, ткнул его в лицо летчика.

- Дырку захотел? Да? Пулю меж глаз?

- Не психуй, Памфил-Бык, - спокойно сказал Виктор. - Психуешь, как баба.

С лицом, остервенелым от злости и унижения, Памфил бессильно опустился на табурет. Попробовал закурить и бросил сигарету. Руки его мелко, противно дрожали.

- Люблю злых, с ними драться веселее, - глядя на него, засмеялся Косаговский. - Дырку в моем лбу ты можешь сделать, а долго ты после этого проживешь? И ни бог, ни микадо тебе не помогут!