Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

Братчик не ответил, долго молчал, мертво глядя в угол. Тяжелый удар соборного колокола вывел его из оцепенения.

- Поздно, уже темнеет. Надо кончать! - взвинченно сказал он. - Ты решил уже, наверное, что загнал меня в угол. Ошибаешься! Я мальчик стреляный, фартовый, как говорят челдоны. Или мы все смоемся отсюда, или все здесь сдохнем… Советую подумать еще раз. Не передумаешь - шепну Нимфодоре, что Анфиса, ее преемница, будущая старица ново-китежская, опоганила себя любовными шашнями с мирским сквернавцем, с тобой, милостивый государь. Старуха будет в восторге! Обожает терзать человечье мясо. Анфису выведут на толчок и при всем честном народе палач будет бить се кнутом.

Виктор задышал сильно и часто, опустил голову.

- Но это только легкое щекотание вашей нежной и чувствительной души, - хитренько и весело посмотрел Памфил на летчика. - Есть у меня средство и посильнее. Твоего брата, этого милого пионерчика, я час назад привез сюда, в Детинец. И попробуй отказаться! Я удавлю его пионерским галстуком. Теперь что скажешь, чума тарбаганья?

Виктор схватился за край стола. Ему показалось, что земля уходит из-под ног. А братчик все тянул и тянул к летчику пальцы, измазанные опиумом, с грязными ногтями, и медленно шевелил ими, показывая, как он затянет удавку на шее Сережи.

- Убери поганые руки! - яростно крикнул Виктор. Братчик дернул назад руки и медленно отступил. Летчик не спускал с него глаз, измеряя опасность этой темной души. Синие глаза его то светлели, то темнели. «Хоть бы на полчаса вырваться отсюда, повидаться с капитаном, посоветоваться», - с тоской думал он.

- Когда мы полетим?

- Дело за вами! - обрадованно ответил братчик. - Мне нужно только ваше согласие.

- Но прежде я должен посоветоваться с моими друзьями. Не могу же я решать за них. А они ведь тоже улетят за рубеж. Завтра утром я приду к вам с ответом.

- Э, нет! Так не пойдет! Вам придется погостить у аденя. А мнение ваших друзей можно узнать письменно. И согласие, мне кажется, совсем неважно. Не захотят лететь, пусть кончают жизнь в Ново-Китеже. Может быть, вы хотите сейчас им написать?

- Сейчас не хочу.

- Как угодно.

Братчик хлопнул в ладоши, и в горницу тотчас вошли Остафий Сабур и двое стрельцов. Видимо, они ждали за дверью.

- В Пыточную! - коротко приказал Памфил.

Стрельцы бросились к Виктору и стали вязать ему руки. От них пахло мясными щами.

Стрельцы ушли, уводя связанного летчика. Памфил не двинулся, стоял с неподвижными глазами и отвисшей челюстью, с мертвым безразличием на лице. Такое лицо бывает у приговоренных к смерти.

Взгляд его остановился на двух налитых кубках.Онразмахнулся и сбил их на пол. Долго, тупо глядел на лужу, похожую на пролитую кровь.

Сережа спал на соломе в каморе Пыточной башни, сжавшись в комочек от холода.

Проснулся он от неприятного ощущения: кто-то пристально на него смотрел.

Сережа со страхом открыл глаза.

- Футболисты здесь есть? - сказал стоявший над ним человек.

Сережа вскочил и замер, вглядываясь.

- Витя! Витенька! Чего же ты долго не шел? - кинулся Сережа к брату и уткнулся ему в грудь. Если рядом Виктор, тогда ничего не страшно. Ну и счастливый же сон он видел!

- Приветствую! - сказал Виктор, приподнял над головой Сережи его авиашлем и снова надел. - Ну, покажись, какой ты? Почему бледный вид?

- Боюсь, - прошептал Сережа.

- Здравствуйте! - комично поклонился и развел руками Виктор. - То на все чихаю с присвистом, а то вдруг - боюсь. А чего нам бояться? Наши друзья выручат нас, вот увидишь!

- Капитан на свободе? - спросил Сережа.

- Конечно! А ты его знаешь. Не даст нам пропасть.

- А дядя Федя?

- Гроза морей? А что ему делается? Наверное, уже вынюхивает, куда нас запрятали!

Виктор сел на солому и потянул к себе братишку, Потирая руки, замлевшие от тугих стрелецких веревок, он сказал:

- Опять у нас, брат, вынужденная посадка. А как ты попал сюда?

Сережа рассказал, как его выкрал из-под носа у капитана и мичмана синяя ферязь.

- Не синяя ферязь, а Памфил-Бык из нашего города.

- Ну да! Выдумываешь! - не поверил Сережа. Тогда Виктор рассказал братишке о встрече с Памфилом-Быком, рассказал и о разговоре с ним, но о страшных требованиях братчика умолчал. Сережа почувствовал тревогу и подавленность брата и вздохнул. Как сжимается наше сердце, когда мы слышим такой тяжелый и горький вздох наших детей!

- Витя, - робко, тихо спросил Сережа, - мы вернемся домой, на нашу Забайкальскую, к тете Лиде? Ты только правду скажи.

- Что? - вскочил с соломы Виктор и закричал с деланным негодованием: - Сомневаешься? Карамба! Защищайся, презренный трус!

Виктор встал в боксерскую позицию. Сережа ткнул брата в грудь и улыбнулся:

- Вдвоем с тобой мы о-го-го! Верно?

- А ты думал? Конечно, о-го-го!.. А теперь не плохо бы поспать минуточек триста. Ложись рядом со мной, вдвоем теплее будет.

Они легли рядом на солому. Виктор обнял братишку и счастливо улыбнулся, вдыхая его ребяческий домашний запах.

- А Женька? - поднялся вдруг на соломе Сережа.

- Что - Женька? Жив-здоров твой Женька. Капитан и мичман его в обиду не дадут.

- Откуда знаешь про Женьку? - засомневался Сережа.

- Если говорю - значит,, знаю. Ложись, ложись, межзвездный скиталец, покоритель Марса!

Сережа лег, рушнуту щекотал щеку брата длинными ресницами, потом задышал тихо и ровно. Заснул. Виктор не спал. Его бодрость и бесшабашность были напускными, чтобы не растревожить Сергуньку. Сердце его сжимал страх.

А над головами их зловеще стучали стрельцы древками бердышей в башенный настил. Не спим-де, караулим! Не надейтесь бежать! Не спим!

Во все стороны, на юг и север, на запад и восток, - горы, горы, горы. Они лежали, как косматые звери, вытянув лапы и положив на них то круглые, то острые морды. В праздничном воздухе утра горы приблизились всеми морщинами распадков, темными пятнами ущелий и долин. А где-то очень далеко переливчато сверкало что-то похожее на изгиб широкой реки. Не дорога ли в мир, в большую, звонкую, кипучую жизнь?

Капитан и старосты всех шести посадов сидели на обломках скал. Не сел - стоял, привалившись плечами к сосне, Пуд Волкорез. Не было только Птухи - он стерег свою взрывчатку - и Алексы. Солевар не уходил от дозорцев, следивших за Детинцем.

Собираться в посадах теперь опасались. За прошедшие два дня после совещания в кузнице Душановы сыщики десятками лезли в посады, шныряли по улицам и дворам днем и ночью. Теперь они носили под кафтанами легкие кольчужки, а за поясами их торчали на показ пистолеты и кистени. Этими ночами старосты посадов и все, кто чуял за собой какую-нибудь вину перед Детинцем, дома не ночевали, а уходили в сараи, кузни и даже в сады или огороды.