Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

- Брось! Слышь, говорю! Ухайдакаю лешего! Стрельца схватил за ворот сыромятник и рванул назад.

- Сунься только, одним мертвым больше будет! Конные стрельцы, тоже выскочившие на поле, хлестали народ плетками, кричали грозно:

- Куды?.. Назад!.. Стой, говорю!..

Юрятка, увернувшийся от плетки, зло ощерившись, запустил мячом в стрельца и сбил с него шапку. Стрелец, вздернув коня на дыбы, выхватил из-за пояса пистоль и прицепился в мальчонку. Юрята, изогнувшись, проскочил под конским брюхом и юркнул в толпу. Стрелец со зла выстрелил в мяч. Мяч зашипел и испустил дух.

Тогда раздался первый яростный крик:

- Бей стрельцов, кто в бога верует!..

Мичман поглядел на Детинец. На стенах было пусто. Как ветром сдуло и цветные кафтаны, и яркие платья, и зонтики. К воротам крепости бежали мальчишки - игроки детинской команды. Их никто не преследовал.

А на футбольном поле шла расправа с судьей-подглядчиком. Выломив руки в локтях, его тыкали лицом в землю:

- Суди по-божьи, собака!..

- И не подглядывай!..

- Не доноси посаднику, сучье вымя!

Судья, выплевывая пыль, забившуюся в рот, выл по-звериному.

Конные стрельцы, возвышавшиеся над толпой, сбились в кучу, не решаясь кинуться на посадских. Дело-то пошло не на шутку! Затрещали плетни - из них выламывали колья; бабы с плачем закрывали ставни; во всем городе отчаянно лаяли собаки; в церквах набатно заклепали в чугунные била. И перекидывались, как пожарные искры по ветру, тревожные и веселые слова:

- Бунтуем, спасены души!..

- Сподобил господь!..

- Рушь Детинец!.. Оттыкай дыру в мир!..

- Волным в мир выйти!..

Стрелецкий урядник, толстенький, молоденький, почти мальчишка, вдруг взъярился. Он выдернул саблю из ножен и закричал, грозя ею:

- Расходись! Нет вам, псам, ходу к Детинцу!

Он пришпорил коня и запальчиво бросился на толпу. Храпящая, брызжущая пеной лошадиная морда ткнула мичмана в плечо.

- Соблюдай правила уличного движения! - рявкнул Птуха, отмахнувшись кулаком, и попал лошади в лоб.

Конь отчаянно затряс головой. Урядник выдернул пистоль, курок щелкнул, но дал осечку. Мичман схватил всадника за кушак, сорвал с седла, поднял и швырнул на землю.

- В колодец его! - закричала толпа, срывая с урядника оружие.

Его привязали к колодезному журавлю вниз головой и несколько раз окунули в колодец. Урядник плакал по-ребячьи и жалобно кричал:

- Ребятушки, не губите! Подневольные мы!

- Врешь! - отвечала толпа. - Вольной волей зеленый кафтан да берендейку надел!

Еще двоих стрельцов стащили с коней и принялись мять им бока. Остальные зеленые кафтаны повернули коней и помчались к Детинцу.

Посадские хлынули вслед за ними.

Птуха еще рассказывал, а около них стоял уже Будимир, с трудом протолкавшийся через плотную толпу.

- Получилось дай боже! - закончил мичман свой рассказ. - Начали футболом, кончили восстанием.

- И клич кликать не надо, и звать никого не надо. Весь Ново-Китеж здесь! - покачал головой Будимир.

Людской девятый вал, хлынувший с футбольного поля, ударившись о стены Детинца, остановился и забурлил. Ходила зыбь, крутились водовороты, и не умолкали крики. Капитан разбирал отдельные голоса и видел отдельных людей, Вот Псой Вышата кричит, тряся рваными дерюжными штанами:

- Теперь держись, Детинец! Жди нас в гости, придем посадничьи меды пробовать!

А не отходивший от него ни на шаг Сысой Путята, почесывая пузо под рубахой, говорил кротко и мирно:

- И то! Порушить надобе это лукошко, Детинец, понимай.

На них налетел с неожиданной яростью посадский, похожий на апостола с иконы, споривший с Псоем еще в роще на Ярилином поле. Задирая апостольскую бороду, Софроний начал выкрикивать визгливо:

- Вы лбы о Детинец расшибете, нахвалыцики! Шумство и озор до добра не доведут!

Тогда взорвался вдруг мичман:

- Что защищаешь, жлоб? Какая у тебя жизнь? Хуже турецкого святого живешь! Посаднику галоши целуешь!.. Кошмар!

Люди загудели:

- Верно, мирской, говоришь! Святые слова!

А Сысой засиял ему лучистыми ласковыми глазами.

- Не гневись на него, Федя. Что с него возьмешь? Сидень Софроний ведомый. Ватрушка, пра слово! Все за старину, за ветошь заступается.

Откуда-то прикатили пустую сорокаведерную бочку, и на нее взобрался Будимкр.

- Спасены души, тиха-а-а! - загромыхал его бас. - Что высоко подпоясались? Али драться собрались? Добре! Пора по Детинцу ударить!

- Ай да Будимир! - заликовала толпа. - Широка борода, а душа молода! Веди нас на Детинец!

- Не я поведу. Без головы и руки-ноги вразброд пойдут, и надо нам по древнему, Степанушки Разина, обычаю выбрать походного атамана. Кого водите, хрешшоны?

- Ты нам совет дай, кого выбрать! - закричали в толпе.

- Степана мирского выбирайте! Он смыслом мудр и сердцем чист. Гож ли?

- Гож, гож! - заревела толпа. - Кажи нам Степана мирского!

- Полезай на бочку, - подсадил Будимир капитана, - покажись народу.

Ратных влез на бочку, и люди закричали:

- Люб, люб!.. Маленько знаем тебя!

- Челом бьем, порадей, родимый!

- Веди нас на Детинец, Степанушка!

- И на отчину выведи!.. В мир!.. На Русь! Ратных смотрел на прокопченную, землистую от голодовок, позеленевшую от цинги посадчину, и сердце его билось взволнованно.

- Коли народ выбрал, отказываться права не имею! - крикнул он и поклонился народу. - За доверие благодарю, а только я сердитый. Что. думаю - скажу, что сказал - сделаю, а споров да перекоров не терплю!

- Послушны будем твоей воле! - кричал народ. - Атамань с богом, Степан! Вот и второй у нас атаман Степан!

- В помощь себе беру есаулами Будимира Повалу, лесомыку Пуда Волкореза и мирского Федора, вот этого! - указал он на Птуху, стоявшего около бочки.

Мичман сразу подобрался и лихо сдвинул на затылок мичманку.

- И это в твоей воле! - ответила толпа.

- А вот знак власти твоей атаманской, - протянул ему Будимир кривую длинную саблю в сафьяновых ножнах. - Это сабелька старицы Анны, ею она царских воевод рубила. Мы, кузнецы, ее храним.

Капитан вытащил саблю наполовину из ножен и поцеловал ее.

А в толпе кто-то нетерпеливый завопил:

- Начинай воевать, атаман! Верховники в Детинце, как в горсти. Их, как цыплят, лукошком накрыть можно. Начинай!

- Хороши цыплята! Слухайте меня, спасены души! - полез на бочку Софроний. - В Детинце собак-стрельцов близ тысячи. Несть числа! А с сильным бороться - смерти искать!

- Да спихните вы его с бочки! - заревела толпа. - По морде угодник, а по делам негодник! Откуль же близ тысячи, зеленых кафтанов едва сотня наберется!..

- Беги от стен! - закричали в задних рядах. - Счас с пищалей шибать начнут! И пушку ладят!

- Трави запал! - долетела команда со стены.

Детинские стены окутались пороховым дымом. Стрельцы открыли огонь из длинных, тяжелых пищалей и коротких широкогорлых «тюфяков» [39] Тюфяк - род старинной пушки. . А в башенной амбразуре вспыхнуло пламя, и пушечный выстрел тупо отдался в тайге. Каменное ядро, проверещав над осаждающими, плюхнулось в землю далеко за их последними рядами. Детинские владыки повернули разинский «Единорог» против народа.