Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

- Спасены души, это Ново-Китеж горит! Он горит, родимый!

Все обернулись. В стороне города в небе встала стена густого дыма.

- В Детинце тлело, а ветерок раздул, и на город перекинулось. Божье наказание! - перекрестился Волкорез.

- Я еду назад! - Мичман круто повернул лошадь. - Товарищ капитан, Виктор Дмитриевич, Сережа, до скорой встречи!

Он хлестнул лошадь и помчался не оглядываясь.

- И куда поскакал, оглашенный! Заблудится, - покачал головой Волкорез. - Некрас, езжай с ним. Найдешь в город дорогу?

Лапша полез пятерней в затылок:

- А чо не найти? Найдем.

- Езжай! - приказал охотник. Лапша повернул было лошадь, но Истома остановил его.

- Погоди чуть, дядя Некрас. - Юноша соскочил с лошади и подошел к мирским. - Говорил я вам не раз, что стремлюсь в мир, яко олень на потоки водные. Мечтание имел, не мешкая, с вами в мир уйти. А душа приказала: останься!.. Ты плохо не думай, Виктор, - шагнул он к Косаговскому. - Ей одной тяжело будет. Людей злых в Ново-Китеже немало осталось. И загорелся город божьим ли попущением, а может быть, и злым умыслом. Новые мученья и страхи. А я хоть малой защитой ей буду. Потому и вернусь в город. Веришь мне? - положил он руку на колено Виктора.

Летчик нагнулся с седла и, обняв юношу, долго не отпускал его, затем крепко поцеловал.

- А ты, Степан, мне дороже брата был, - подошел Истома к капитану. - На многое доброе ты глаза мне открыл, темноту нашу светлил. Крестами бы я с тобой поменялся, побратимами мы стали бы, да не носишь ты креста. Так вот тебе память обо мне.

Он вытащил из кармана большой пятак, из мира вывезенный, с двуглавым орлом под короной, разрубил его топором пополам и половину монеты протянул капитану.

- Как взглянешь на сю половинку, меня вспоминай. Прощай, друг!

- И ты. Истома, не забывай друзей. Не так уж много их на свете. - Ратных протянул юноше руку. - А я тебе «прощай» не говорю, говорю - «до встречи»!

- Увижу ли я мир? Не верю что-то, - с печальным сомнением ответил Истома. Обняв Сережу обеими руками, притянул к себе, поцеловал в губы и в глаза. - Прощай и ты, головка светлая и сердечко соколиное!

Он вскочил на лошадь и с места послал ее намётом. Лапша припустился за ним, болтая на скаку локтями.

Мирские долго смотрели им вслед. Смотрел и Женька, задумчиво склонив набок голову и подняв переднюю лапу. Он не мог понять, почему расстались такие хорошие люди.

Озеро Чапаева открылось неожиданно. Деревья кончились, и вдруг сразу, как взрыв, ударил в глаза яростный оранжево-красный закат. Два заката! Один в небе над тайгой, второй - в озере.

- Ух ты, до чего ж красиво! - восхитился Сережа. И тут же он вспомнил, что пришло время прощаться с тайгой. Стало так грустно, что даже в сердце вступило. Полна тайга угрюмой дикости, а все же прекрасна она неукротимой, мощной красотой. Но тут же он вспомнил свою Забайкальскую, вообразил, как пойдет по ее асфальту и будет переходить с одной стороны на другую, чтобы почувствовать, какая она широкая и ровная.

Дождались рассвета и начали осмотр самолета. Стоянка в тайге не повредила «Антону». Это выяснилось, когда сбросили с него маскировку, сняли чехлы и опробовали моторы.

- Ни на что не жалуется. Вполне здоров! - обрадовался летчик.

Дружным авралом развернули «Антона» в сторону полета, носом к пропасти, и летчик медленно пошел от пропеллера к краю обрыва, шагами вымеряя длину взлетной площадки. Капитан с сомнением смотрел на Косаговского. А Виктор шел прямой, спокойный, упорный.

- Сколько нужно для взлета? - спросил Ратных, когда Косаговский остановился у края пропасти.

- Не менее ста пятидесяти метров.

- А здесь?

- Здесь меньше.

Летчик поднял большой камень, бросил вниз и зашептал, считая секунды.

- Хорошая пропастина, - довольно сказал он. - Глубина - верный километр.

- Виктор Дмитриевич, я все-таки не понимаю; как вы думаете взлететь? - спросил Ратных.

- Думаю разогнать мотор до нужной скорости и падать в пропасть с работающим мотором. В падении набрать высоту. Все очень просто!

- Действительно, все очень просто! - развел капитан руками. - Легко сказать - набрать нужную скорость. На этой кургузой дорожке?

- Слушайте, капитан! - вдруг разозлился летчик. - Я вас не узнаю. Что вы предлагаете? Идите в самолет и занимайте места.

Капитан решительно и сердито встал.

- Ладно. Пусть будет так. Сережа, прощайся с Волкорезом.

Капитан сел на жесткую металлическую скамейку и для чего-то крепко прижал к себе Сережу. Будто-он сможет чем-то помочь мальчику, если…

Виктор дал. газ, и самолет двинулся. За бортом пронеслось перепуганное лицо Волкореза. Летчик дал полный газ. «Антошка» поднял хвост, но не взлетел - бежал, увеличивая скорость. Виден обрыв в пропасть, а скорость - сто. Мало! Мало!

Колеса перестали прыгать по земле. Обрыв! Скорее ручку на себя! Ну же, ручку на себя!.. Не смей, не трогай ручку! Без нужной скорости самолет скользнет на крыло, и тогда конец!

Самолет падал в пропасть. На висках Виктора выступил пот. Сережа закрыл глаза и прижался лицом к груди капитана. Женька припал к ногам своего хозяина, сунул нос меж его колен: защищай в случае чего! Ты все можешь!

Самолёт вдруг оперся на воздух и прекратил падение. Виктор взглянул на приборы. Скорость сто десять… сто двадцать. Альтиметр лезет все выше и выше. Теперь ручку управления на себя! Самолет взвыл, встал дыбом и полез вверх.

Виктор вытер пот на висках. Капитан отвел лицо мальчика от своей груди:

- Посмотри вниз, Сережа. Простись с ново-китежской землей.

Внизу перелизался на солнце водопад, серебряной змейкой извивалась река Сердитая, голубой тарелкой лежало озеро. А около обрыва в пропасть стоял Волкорез, раскинув руки, запрокинув голову. Сереже показалось, что он видит его широко раскрытый от удивления рот и выпученные от ужаса глаза.

Радостный холодок опахнул душу мальчика. Скоро будем дома! Вот удивятся ребята, когда он будет рассказывать им о своих необыкновенных приключениях! Путешествие в семнадцатый век! Надо же!.. Нет, не поверят.

Сделав над озером прощальный круг, Виктор повел самолет к черной дымовой стене, стоявшей над тайгой. Расстояние, которое они прошагали по тайге за три, дня, сейчас пролетели меньше чем за час.

Вот он, Ново-Китеж! Сплошное море огня и черные, выгоревшие пепелища, где нечему уже было гореть. Дым пожара, спокойный, тяжелый, наклонился, будто смотрел угрюмо вниз, на гибель богоспасаемого города. Горела и тайга вокруг города, а от пожара уходили толпы людей, нагруженные телеги, скот, сбитый в огромные стада. Среди мужицких телег видны были рыдваны верховников, запряженные тройками и четвернями. Может быть, и старица Нимфодора в одном из этих рыдванов едет.