Михаил Зуев-Ордынец - Сказание о граде Ново-Китеже. Роман

- А про Анфису Юрята ничего не узнал?

- Рассказал он и про Анфису. Ее схватили в посаде и тоже увезли. Связанную увезли, в одной колымаге со старицей.

- Видели мы с самолета эти колымаги, - нахмурился генерал. - И не подсказало Виктору сердце, кто в колымаге ехал.

- А если бы и подсказало, что бы он сделал? - пожал плечами Птуха. - Вот и все, что за Ново-Китеж могу сказать. Ну, а мы с Юрятой остались вдвоем на горячем, дымном пепелище. Таежный пожар и деревни и охотничьи хутора выжег. Все подчистую! И вышло по слову Нимфодоры - быть сему месту пусту. Вот когда я волком взвыл!

- И все же вышел ты на Русь. Каким чудом, объясни?

- Поп Савва помог. Да-да, не удивляйтесь, спас меня Савва! Ой, можно от смеха умереть, каким он ко мне пришел. Плачет, молитвы поет, кается, на коленях ползает. Хотел я его надраить с песочком, полную приборку сделать, а он мне под нос карту Прорвы!

- Где он ее достал?

- Все по порядку расскажу. Помните, передрались в подныре князь Тулубахов и Колдунов? И, как мне Савва рассказал, началось это с того, что Колдунов потребовал от князя здесь же в подземелье, чтобы тот вернул ему выкопировку прорвенской карты. Колдунов дал ему эту выкопировку, когда послал братчиков за бензином. Князь вернуть карту отказался, мало того - решил, что Колдунов лишний в игре, что князь и сам сможет быть атаманом и властелином ново-китежским. Они с Остафием отобрали у Колдунова карту и плитку каменную с метами ходов, загнали его в тупик и убежали. Отобранную у Колдунова карту князь взял себе, а выкопировку отдал Остафию. У пьяного спящего стрелецкого головы выкрал ее поп Савва.

- Собрался в мир? К тебе в Одессу?

- Я ему покажу такую Одессу! - блеснул глазами мичман. - А в мир он собрался. Хитрый попище рассудил так, что не с руки ему таскаться по тайге вслед за Нимфодорой. В тайге кабаков нет. И спустит она с него семь шкур за то, что костерил он старицу. Выкрал карту и помчался на пепелище Ново-Китежа. Отсюда думал начать искать ходы через Прорву и нарвался на меня. И снова вывернулся как 'намыленный! За такой дорогой подарок простил я ему все его фокусы, всю поповскую подлость. И двинули мы втроем на Русь - я, Савва и Юрята. Радовался малец, что снова Сережу увидит. Не дошел, бедный. Дорога через Прорву тяжелая, обессилел мой хлопчик, расхворался. Я его последние два дня на руках нес, на моих руках он и помер. Выбрал я сухое место и похоронил ребячьего атамана. Перед смертью дал он мне Сережин подарок. Вот он, - вытащил мичман из кармана чудо-нож. - Просил Сереже отдать. Надо обязательно сделать, как просил покойный.

- Сделаем.

- Шесть дней шли мы с Саввой по Прорве. У меня лапти были, - стрельцы, помните, отняли мои ботинки. Развалились лапти, пальцы торчат, распухли, почернели, в крови запеклись. А все же вышли…

- Стоп, мичман! Чтобы с Саввой кончить, скажи: где он сейчас? Жив? Не знаешь?

- Как не знать? Имею сведения, что поп Савва в Чите обосновался. Живет припеваючи. Не в церкви служит, нет! Бросил он эту канитель. В забегаловке он орудует, по сто граммов наливает, кильку на закуску дает. Мечтал он поближе к кабаку устроиться, вот и приспособился, свечкодуй чертов. Нам с ним, рабам божьим, конечно, не поверили, когда мы о Ново-Китеже говорили. «Сказки, мол, рассказываете, друзья-товарищи. Давайте лучше начистоту: кто такие да откуда взялись».

- Трудно, мичман, нам поверить. И вправду на сказку похоже.

- Ну, а потом все же разобрались, поверили.

- Потому поверили, что из Читы самолеты на Ново-Китеж выслали. Виктор Дмитриевич это дело организовал. Не сразу, правда, время-то военное было.

- А что там самолеты увидели? Выжженную на много километров тайгу? И с земли им никто сигнала не подал.

- Так и было, мичман. Теперь там, поди, новая, молодая тайга поднялась. А не быть тому месту пусту, как Нимфодора хотела. Скоро вышлют туда комплексную экспедицию, а годика через два-три там платиновые прииски Зашумят. И сбылось мое предположение, Федор Тарасович! Земля ново-китежская, то самое подозрительное место, та болотная страна, о которой я говорил. «Белое пятно»! Скоро сотрут его с карты.

Птуха щелчком в козырек сбил мичманку на затылок.

- Полный порядок! Значит, недаром мы вломились в древнюю историю и разведали землю ново-китежскую! Л как вы тогда добрались, товарищ генерал? Взлетел все же Виктор Дмитриевич с пятачка!

- Артист, акробат воздушный! И долетел благополучно. Оба, конечно, сразу на фронт. Много за это время, Федор Тарасович, воды утекло. Брал Кенигсберг. Дошел до Эльбы. Два раза в окружение попадал. А когда началась война с Японией, перебросили меня - на Дальневосточный, к маршалу Мерецкову. Посчастливилось участвовать мне в разгроме харбинского змеиного гнезда и Харбинский колдуновский конный полк. на распыл пустить. А ты, Федор Тарасович, по медалям вижу; тоже воевал?

- Какое там! До настоящей войны так и не дорвался. На флоте минным складом заведовал. А про Виктора Дмитриевича вам известно что-нибудь?

- А как же! Полковник теперь Виктор Дмитриевич. В Польше он сейчас. И Сережа с ним.

- А Женька жив? С высшим образованием собачка!

- Жив обман-пинчер. Он тоже в Польше с Сережей.

- Много раз пытался я и с вами, и с Виктором Дмитриевичем связаться. И через адресный стол, и через Красный Крест искал. Не нашел. Война! Вся жизнь вверх тормашками!

- А мы тебя, думаешь, не искали?

- Как же мы теперь с товарищем Косаговским будем?

Генерал ответил сумрачным взглядом.

- Ты про Анфису?

- Да. Он, наверное, надежду еще имеет.

- Напишу я ему. Напишу все, что ты мне рассказал. И нож Юряткин Сереже отправим.

Генерал и Птуха помолчали, глядя мрачно в землю. Потом мичман спросил горько:

- Что напишете? Что надежды никакой нет? Э70 же кошмар!

- Ая считаю, что надежда есть. Может быть, тень надежды, но все же есть!

- Об чем речь? - вскочил Птуха. - О какой надежде вы говорите? Мне просто смешно. На гибель увела народ безумная старуха. В болоте утонули или с голода в тайге умерли.

- Сядь, не прыгай, - сердито сказал генерал.

Птуха сел на ровик, но отмахнулся безнадежно.

- И руками не маши раньше времени. На, читай! - Генерал вытащил из внутреннего кармана кителя аккуратно сложенную газету и протянул ее мичману: - Читай, читай!

Птуха развернул газету. Бросился в глаза заголовок, подчеркнутый красным карандашом.

«ЛЮДИ XVII ВЕКА В СИБИРИ

(От собственного корреспондента)

Много еще диковин в Сибири…

В текущем году, летом, к катеру сплавной конторы, крейсировавшему по Витиму, вышел из тайги старик, одетый в какую-то домотканую хламину, и, пользуясь остановкой катера, подал работнику конторы Ильинскому прощение. Оно было написано на бересте церковнославянскими буквами и начиналось с несуществующего титула: «Великих речных вод обладателю…» В прошении рассказывалось, что в глубине тайги живут отрезанные от всего остального мира православные люди, не известные властям, страдающие от голода и холода, и им надо помочь. Сам старик тоже говорил на старославянском языке, не мог толком рассказать, где именно живут эти люди, и скоро опять ушел в тайгу. Прошение привезли в областной город, сдали в музей краеведам, а о старике молва пошла, что это сумасшедший…