Георгий Краснов - Треснутая трубка

— Виталий Сергеевич, вы еще не посмотрели, что там внутри.

— На вещичку в тонкой пленочке?

— Да, да. Взгляните на нее.

Синичкин начал разворачивать пленочный сверток, и из него вдруг выпало и покатилось по паркету небольшое кольцо. Виталий тут же поднял его и, положив на ладонь, застыл на месте. Кольцо, в которое впился глазами, он явно когда-то видел. У Синичкина даже мелькнула догадка: не на руке ли матери, давным-давно, в детстве?

От напряжения у Виталия на лбу появились тонкие морщинки. Он пытался представить рядом с матерью отца, но воспоминания о нем были какие-то безжизненные, расплывчатые, как полузабытый сон.

— Самед, — тихо промолвил Виталий, приблизившись к рыбаку. — В июне сорок первого, когда мы с матерью расстались с отцом, я был крохотным младенцем…

— Понимаю…

— И все-таки… Сходство моей фотографии с Готлибом Синичкиным, да еще это колечко… Чудится мне какая-то связь между ними.

— Вот, вот…

— Завтра я выезжаю к бабушке, которая вырастила меня. Поэтому хочу попросить у вас на время этот портсигар и колечко…

— Я же, Виталий Сергеевич, затем и приехал, чтобы совсем отдать их вам.

— Благодарю, Самед. Попробую показать их бабушке. Она, конечно, должна помнить, было ли у отца такое кольцо.

Расстались Синичкин и Самед Эксузьян как давние добрые друзья. Рыбак заверил, что как только биофилолог вернется из поездки на родину, он зайдет к нему еще раз. А Виталий пообещал ему показать своих дельфинов.

Попрощавшись с рыбаком, Синичкин вновь позвонил в кассу аэропорта и, попросив у дежурной извинения, что вынужден беспокоить ее сегодня вторично, справился насчет билета на ближайший самолет. Голос девушки звучал в трубке по-прежнему приветливо: да, да, один билет на вечерний московский рейс еще имеется, если биофилолог к десяти часам прибудет на аэродром, место в лайнере для него будет сохранено. Виталий, поблагодарив девушку, вышел из комнаты, заглянул в лабораторию, потом, спустившись к морю, поприветствовал своих дельфинов и сообщил им, что на неделю уезжает в чувашское село на берегу Суры.

Морские друзья сразу уловили, что в его настроении произошли какие-то перемены. Старший из дельфинов — сотрудники единодушно прозвали его Гермесом — приготовился было задать биофилологу вопрос, но ученый, отключив переговорное устройство, принялся уточнять недельную программу своих питомцев. Гермес перевернулся на спину и стал следить за каждым движением Синичкина; ушел он в воду лишь тогда, когда биофилолог направился в небольшой белокаменный особняк, расположенный почти у самого моря.

…На исходе ночи Синичкин был уже в столице. Решив, что кое с кем из московских друзей он повидается на обратном пути, Виталий, перебравшись на другой аэродром, первым же рейсом вылетел в Чебоксары. В полдень, сидя в автобусе, следовавшем в сторону Ядрина, он уже любовался картинами родных, любимых с детства пейзажей. Не доезжая до Сурского моста, шофер по его просьбе остановил в лесу автобус, и Виталий, попрощавшись с попутчиками, перекинул через плечо светло-серый пиджак, взял в руку свой небольшой дорожный чемодан и, свернув от шоссе влево, легко зашагал по тропинке через березняк.

Так и не сумев успокоиться после встречи с Эксузьяном, очутившись в родных просторах, он разволновался еще сильнее. Со всех сторон раздавались знакомые птичьи трели, из-за березняка доносился ласковый протяжный голос кукушки, на желтых цветках вдоль тропы жужжали пчелы. Идя по лесу, Синичкин как бы заново переживал свое босоногое детство: как он вместе с другими деревенскими мальчишками собирал здесь землянику, как в жаркие дни, спустившись с крутой горы, нырял в прозрачную чистую воду Суры, как пугали они девочек, когда те приходили сюда пасти коров, желтоголовыми ужами… Разве мечтал он, когда учился в здешней начальной школе, стать биофилологом? И слова такого тогда он еще не слыхал, о дельфинах даже не задумывался, ему хотелось стать шофером или комбайнером. А теперь вот приезжает в родное селение с берегов Черного моря, прервав на время интереснейшую работу в лаборатории-пансионате. Разве не удивительна жизнь человека? Каких только сюрпризов не бывает в ней! Взять хотя бы эту удивительную, необычную находку — портсигар и кольцо.

Виталий пересек поляну и, остановившись в тени старого разлапистого дуба, поставил на землю чемодан, пиджак бросил на куст орешника и — в который уже раз! — извлек из подаренного Эксузьяном портсигара кольцо в пленочной обертке. Заметив на одном из нависших над головой дубовых листьев зеленоватый круглый нарост, он сорвал его и, надавив пальцами, капнул темную жидкость на кольцо. От сока дубового ореха золото и вделанный в него драгоценный камень заискрились и заиграли ярче. Но тут же, будто увидев в их отражении лицо своей старой бабушки, Виталий заспешил в путь. Каково-то теперь ее состояние, не ухудшилось ли оно после полученного им в Одессе письма? Еще третьего дня отправил он в деревню телеграмму, там и ждать его, пожалуй, уже устали. Ускорив шаг, Синичкин вышел на лесную опушку и увидел впереди за оврагом родную деревню. А вон сквозь ветви деревьев виднеется и крыша бабушкиного дома. Виталий направился туда не по улице, а напрямик, по картофельному полю, и вышел к огородам. Он перелез через невысокую изгородь и увидел тетю Лизук, которая косила траву под яблонями.

— О-о, Виталий приехал! — обрадовалась она и, отложив косу, заспешила к нему.

«Дома, судя по ее виду, должно быть, все в порядке. Бабушка, вероятно, поправилась», — с облегчением подумал Синичкин, войдя вместе с тетей через калитку во двор, но все же не удержался и спросил:

— Как чувствует себя бабушка?

— Сейчас уже нормально. А неделю назад стало ей совсем плохо. Только и разговоров было, как бы тебя повидать перед смертью. Сам ведь знаешь, семьдесят седьмой пошел ей нынче…

— Что с ней было?

— Дышать стало ей трудно. Ладно хоть председатель позвонил в районную больницу. В тот же день главный врач сам приехал. Подлечили ее. Тебя с тех пор ждем каждый день. Всем колхозным шоферам, кто в город едет, наказывали заглянуть на автостанцию…

— А я сошел с автобуса у Вазанарской горки, захотелось пешком пройтись по лесу, — сказал Виталий.

— Как уж мать обрадуется тебе!

И верно, старенькая бабушка была безмерно рада приезду внука. Она в это время готовила на летней кухне ужин и, как увидела Виталия, так и припала к его груди седой головой.

— Ах, внучек ты мой родненький! — запричитала она сквозь слезы. — Сиротой ведь вырос, а человеком каким стал! Живы были б мать с отцом — не нахвалиться бы им тобой…

Хоть и вошел он домой огородами и никого в пути вроде не встретил, но молва о приезде земляка-ученого вмиг распространилась по деревне. Когда он немного успокоил бабушку и тетя Лизук налила ему только что принесенное из погреба холодное и ароматное домашнее пиво, одни за другим начали появляться соседи. Затем пришли два пожилых учителя — Николай Егорович и Пелагея Максимовна, которые преподавали в школе язык и литературу. Ближе к вечеру заглянул председатель колхоза, добродушный и словоохотливый ровесник Виталия, Алексей Смирнов. И все интересовались дельфинами, охали да ахали — это же надо, животные понимают человеческий язык! — расспрашивали ученого, как он разговаривает с ними.