П Джунковский - В глубь веков [Таинственные приключения европейцев сто тысяч лет тому назад. В дали времен. Том III]

— Совершенно верно, — согласился Бруно. — Итак, наше возвращение, благодаря знанию дяди и мудрости Иоганна, становится делом очень недалекого будущего. Не станем же терять понапрасну времени и сейчас же приступим к постройке плетеной ладьи.

Следуя этому совету, все с большим рвением принялись за работу, за исключением дяди Карла, не особенно довольного столь поспешным отъездом, и уже к обеду остов лодки обозначился довольно определенно. Строители задались очень скромными желаниями. Они решили сплести, собственно говоря, большую корзину овальной формы, метра в три с половиной длины, в один метр ширины и в полметра глубины.

Наконец Иоганн объявил, что солнце стоит уже в зените, а потому пора подумать и об обеде.

— Странно, — сказал Бруно, — неужели наши хозяева до сих пор не могли окончить своей работы; я рассчитывал, что к обеду они уже вернутся.

— Почем знать, может быть, они и совсем уже не возвратятся, — заметил Ганс, — и, правду сказать, меня это немного тревожит; я бы желал, чтобы они помедлили бы со своей эмиграцией еще, хотя бы денька два-три, что дало бы нам возможность окончить нашу работу под их защитой…

Между тем, Иоганн притащил корзинку, в которой еще оставался запас плодов, и все принялись за свой скудный обед. Впервые европейцы обедали здесь сами, и отсутствие туземцев почему-то тревожило их. Как дети, оставленные отлучившейся нянькой, они вдруг почувствовали какое-то беспокойство и это чувство еще больше обострило в них желание поскорее добраться до своей пещеры, а потому после обеда все еще с большим жаром принялись за постройку своего оригинального суденышка.

Хозяева возвратились только поздно вечером, когда наши друзья развели уже кольцо костров, приготовляясь к ночлегу. Туземцы пришли усталые и печальные. Молча поставили они свои корзины, наполненные плодами. Мать сейчас же увела, спать утомленных ребятишек, а старшие грустно, не говоря ни слова, уселись у костров.

Дядя Карл первым решился прервать тяжелое молчание.

— Почему же вы так долго не приходили? — спросил он у хозяина.

— Мы ходили очень далеко, — отвечал тот. — В том месте, где вы были с нами, уже нет больше плодов.

— Да и в том месте, где мы были сегодня, — завтра уже не будет их, — мрачно добавил старик.

Это известие поразило наших путешественников, хотя, в сущности, они должны были бы быть к нему готовыми.

— Но что же мы будем есть через два-три дня? — взволнованно спросил Иоганн, обращаясь почему-то к профессору Курцу — но тот в недоумении только руками развел.

— Ну что ж, дорогой Иоганн, — полушутя, полусерьезно заметил Ганс, — видно уж, для спасения нашей жизни вам придется еще раз выйти замуж за какую-нибудь местную красавицу, продав ей себя за два-три десятка яиц.

— Никогда! — вскричал возмущенный гастроном, принимая проект Ганса за чистую монету, — никогда, — довольно с меня и того, что я третий день дрожу при мысли, что, может быть, вокруг нас бродит уже одна моя супруга, поджидая удобную минуту, чтобы схватить меня.

— Успокойтесь, Иоганн, — сказал Бруно, — на этот раз обещаю вам, что, вместо вашей невесты, на дерево за гнездами полезу я сам.

Это замечание настолько успокоило бедного малого, что он не мешал уже более своими замечаниями беседе дяди Карла с хозяином.

— Да, да, — грустно говорил этот последний, — теперь я вижу, что жить в этом месте больше нельзя. Мало осталось уже людей, которые жили здесь прежде. Все уходят в ту сторону, туда, куда течет Большая Река. Все говорят, что скоро сюда придут уже «другие люди», а мой сын ходил сегодня вон туда, далеко, и говорит, что там он уже видел их.

— Ты уже видел их? — с любопытством спросил дядя Карл.

— Да, видел, — печально отвечал юноша… — Их было двое. Они выкапывали из песка яйца чудовищ, которые живут в воде, и складывали их в корзины. Мне говорили, что они это едят…

— Вот видите, Иоганн, значит, новые пришельцы не брезгуют яйцами крокодилов и, вероятно, это обходится им дешевле птичьих, — заметил Ганс.

Но истинный гастроном только поморщился на это замечание.

Водворилось долгое молчание, и грусть туземцев, Бог весть почему, передалась и нашим друзьям.

— Да, — произнес хозяин с тяжелым вздохом, — жить здесь уже нельзя. И ту хижину, которую вы делаете, — теперь тоже уже не нужно делать, потому что завтра мы уходим отсюда далеко в ту сторону, куда идет «Большая Река». Там, в той стороне, много зверей и чудовищ, но там нет еще «других людей», и еще очень много плодов, которых здесь уже нет.

В тоне говорившего слышались и грусть по родному насиженному месту, и надежда на будущее, и доброжелательное чувство по отношению к европейцам, когда он, обратившись к ним, продолжал:

— Если вы хотите, то пойдите с нами и мы вместе найдем те места, где люди не будут мешать жить один другому.

— Нет, нам нельзя идти с вами, — отвечал ему за всех Ганс. — Вы знаете, что на том берегу «Большой Реки» у нас есть семья и нам нужно идти туда.

— Ну, тогда оставайтесь здесь, — с заметной печалью проговорил хозяин, — мы дадим вам одну корзину с плодами, но знайте, что больше вы не найдете уже их в этом месте.

— Этого будет довольно. Мы скоро перейдем реку, а там мы уже знаем, где доставать плоды.

Грустно улеглась на покой в этот вечер небольшая колония, которая еще так недавно была преисполнена стольких радужных надежд. В последний раз туземцы заботливо оберегали ночной покой своих гостей, внимательно поддерживая костры, а европейцы, взволнованные предстоящей разлукой с этими простыми, но приветливыми и радушными людьми, долго не могли уснуть и молча предавались тревожной думе о том, что ожидало их на другой день, когда будут они предоставлены своим собственным силам среди столь чуждой им обстановки и ввиду нашествия, может быть, враждебного племени.

В эту ночь страшнее казался им вой диких зверей, раздававшийся по лесу среди ночного мрака, и чудилось им, будто сегодня смелее и ближе подходили эти чудовища к их яркому кольцу костров. Только убедившись, что туземцы, как и всегда, бдительно поддерживают огонь, они заснули, наконец, побежденные дневной усталостью…

Когда на другой день европейцы проснулись с восходом солнца, то с ними не было уже никого из туземцев. В самом центре их потухшей спальни стояла одна из корзин с плодами, а рядом с нею было воткнуто в песок несколько охотничьих дубинок. Это было последним знаком внимания, которое проявили к своим друзьям жители этой страны, навсегда покидая свою родину.

Сиротливо и словно покинутыми почувствовали себя наши путешественники; даже Иоганн, непримиримый противник туземцев, потихоньку признался Бруно, что, в сущности, народ этот очень порядочный во всех отношениях, кроме разве их закоренелой травоядности, что, конечно, несовместимо с человеческим достоинством.