Наталия Лазарева - Голый сапиенс

— Сандик.

— Да брось ты, — отмахнулся Славка. И вдохновенно продолжал: — Мы ему не все подарили. Мы же видели, что Сандик слишком ясно все осознавал: формулы, аксиомы, обязательность работы. Мы тоже пытаемся знать побольше. Запихиваем в себя, изучаем. Но многое и забываем. И о рождении мы знаем, и о смерти. И что двое не всегда одинаково относятся друг к другу. И оправдываем все и вся. Будто в нас есть задвижка от дум о смерти. Чтобы жить! А этим мы с ним не поделились.

За окном стоял сухой, морозный и бесснежный ноябрь. Мы сидели и смотрели в окно, чтобы не видеть отключенные приборы, пустые экраны и стрелки на нулях. Наверное. Славка все правильно рассудил. Теперь нам предстояло смоделировать эту задвижку для искусственного человека, чтобы он «не терялся». Потом запатентовать изобретенное правило стабильности и пойти в гору.

— И вот еще, — уверенно продолжал Славка. — Не только знания, трудности жизни… Надо было дать ему все: все наши впечатления, мысли, стремления, чувства, даже подсознательные, даже те, которые мы сами от себя прячем. Дать ему полную психограмму. Только тогда он мог стать подлинным человеком. И был бы стабильным.

И вдруг голос Манечки зазвучал, как никогда, громко и твердо:

— Он и был человеком. Я не знаю, чего вы боялись, но я ему тогда передала свою полную психограмму.

Полную психограмму? Значит, самое интимное, самое душевное, самые тонкие структуры личности… Значит, все это у Сандика было? А мы следили только за биоритмами, физиологией, логичностью мышления… Как же Сандику было больно ходить с Лидой на танцы, а потом чертить на себя графики, заполнять итоги тестов, вводить данные в ЭВМ и передавать нам распечатки своих чувств…

— Уйду я от вас, — сказала Манечка, ни разу не взглянув на Славку. Лучше «Бабочкой» займусь. Или из окна брошусь.