Кристи Голден - Assassin's Creed. Ересь

С первого взгляда можно было подумать, что большая шляпа была надета на лысую голову, но Габриэль счел, что волосы придворного в соответствии с модой коротко острижены в кружок в виде шапки. Он был старше Габриэля, примерно одного возраста с Жаном де Мецем, что-то около тридцати, и, в отличие от большинства придворных, не был сыт и пьян. Поистине примечательным был нос странного мужчины – большой, с горбинкой и крючком загнутый вниз. Он рассматривал Жанну с какой-то особой настороженностью.

Девушка же направилась сквозь толпу прямо к нему. Перед ним она остановилась, внимательно посмотрела ему в глаза и опустилась на колени.

Перешептывания, шелест платьев и туфель враз стихли, и воцарилась абсолютная тишина. Габриэль не спускал с Жанны взгляда. Мужчина, чьи голени сейчас обнимала Дева, был ошеломлен, едва заметная улыбка тронула его губы.

– Мой дофин, – сказала Жанна, и голос ее зазвенел в тишине переполненного людьми зала, – вы не можете спрятать от меня благородство вашего рождения! Я послана Отцом Небесным и пришла, чтобы помочь вам и вашему королевству!

«И это будущий король?!» – изумился Габриэль. Карл производил впечатление заурядного человека, и среди его придворных можно было найти и более яркую личность. Тем не менее он заботливо поднял Жанну, улыбнулся ей, и в ту же секунду зал вновь наполнился гулом голосов – все, казалось, были в восторге оттого, что девушка выдержала испытание и нашла в толпе своего короля. Но нет, Габриэль ошибся: радовались далеко не все. Несколько человек нахмурились и отвернулись. Но Жанну происходящее, похоже, воодушевило. Ее лицо заливали слезы, рот приоткрылся от переполнявших душу чувства, и Габриэлю показалось, будто Жанна вспыхнула ярче обычного, когда взяла дофина под руку. Тот поспешил аккуратно высвободиться из ее объятий.

– Что ж… – сказал дофин голосом образованного и воспитанного человека. – Дева смогла найти настоящего короля, даже если мы не восседаем на нашем троне. Не все верили, что у вас это получится.

– Я писала вам в письме, что меня послал Отец Небесный, – сказала Жанна. – Но вы все же… – и, не в силах больше сдерживаться, всхлипнув, добавила: – Не до конца поверили мне.

– Ты не первая, кто объявляет себя Девой из Лотарингии, – раздался грубый голос. Роскошный наряд желтого и красного цвета, казалось, едва не лопался по швам на тучном теле. Волосы густо серебрились сединой, короткая бородка обрамляла розовощекое лицо, на котором застыло подозрительное выражение. Глаза закрывали толстые складки кожи, из-за чего они казались маленькими, а их взгляд – холодным и тяжелым. Унизанная перстнями рука крепко сжимала изысканной работы кубок. – Его величество достаточно повидал таких, как ты.

– Нет! – воскликнул Габриэль неожиданно для себя и окружающих. – Это неправда!

– Успокойся, – тихо сказала Жанна, ласково касаясь его руки.

– Это Жорж де ла Тремойль, граф де Гин, наш друг и великий камергер, – сказал дофин. – Его не убедили свидетельства священников, которых мы послали поговорить с вами. Но в своем письме вы сообщали, что хотите сказать нам что-то важное.

Жанна кивнула, быстро переводя взгляд с одного лица на другое: придворные обступали беседующих плотным кольцом, желая послушать их разговор.

– Да, хочу, – сказала Жанна, на щеках которой проступил румянец, – но мои слова предназначены только для ваших ушей. Давайте отойдем туда, где нас никто не услышит, и я расскажу вам то, что Отец Небесный просил меня вам передать.

– Ваше величество, – сказал Жорж де ла Тремойль, – мне нравится это представление, но, если ее послал сам Отец Небесный, я уверен, что Всемогущему безразлично, чьи уши будут слушать ее маленькие секреты.

– У каждого из нас есть свои секреты, граф, – сказала Жанна, – и я бы хотела, чтобы ваши остались при вас. Мои слова предназначены для ушей короля. Король всегда должен знать больше, чем его придворные.

Румяное лицо Жоржа де ла Тремойля сделалось пунцовым, но дофин улыбнулся.

– В словах Девы есть истина, в последних – бесспорно, – сказал дофин. – Пойдемте. Уединимся в укромном месте, где вы сможете нам поведать волю Всевышнего.

Было видно, что графу этот поворот событий не понравился, но он лишь пожал плечами:

– Ваше величество, бьюсь об заклад, что расскажу вам слово в слово все, что эта дева собирается вам поведать. Мы наизусть знаем все речи святых дев. Разве мы не слышали их уже сотни раз? – Великий камергер обвел взглядом придворных, многие вместе с ним засмеялись.

Дофин не разделил их веселья.

И Жанна тоже. Ее черные брови сошлись на переносице.

– Азартные игры – грех, – сказала она. – Дофин не будет принимать в них участие.

– Только в том случае, если мы выиграем, – сказал дофин, сглаживая ситуацию.

Жестом он пригласил Жанну следовать за ним, и толпа, сжимавшая их кольцом, расступилась.

Девушка повернулась к Габриэлю и улыбнулась.

– Пойдем, мой свидетель, – тихо сказала она.

Не произнеся ни слова, едва дыша, Габриэль пошел за ней. Дофин посмотрел на него своими белесыми глазами, на секунду замедлил шаг, но затем пожал плечами и перестал обращать внимание на юношу, призванного быть тенью Жанны.

«Всего лишь тень», – подумал Саймон. История не сохранила имени Габриэля Лаксарта, осталось лишь упоминание о его отце – Дюран Лаксарт давал свидетельские показания на оправдательном процессе. Хэтэуэю всегда казалось смешным, что большинство из тех, кто открыто верил в реинкарнацию, заявляли, что в прошлой жизни они были либо королевой Елизаветой, либо королем Артуром, либо иной известной исторической личностью. В реальности же все, за малым исключением, были в прошлом крестьянами, прозябавшими в бедности, грязи, пошлости, проживали короткие, ничем не примечательные жизни. На каждого мелкого аристократа приходился целый двор челяди, не считая незаконнорожденных – таких, как Габриэль.

Неудивительно, что юноша был забыт. Удивительно то, что он вообще существовал.

Жанна и Габриэль прошли за дофином в боковую комнату, изысканно убранную, но не такую роскошную, как большой зал. Потолок был такой же, как в большом зале, на стенах висели гобелены, дополняла обстановку элегантная мебель – стулья, кресло, небольшой столик с фруктами и вином. Эта комната была предназначена именно для той цели, с которой они сюда пришли, – для конфиденциальных бесед.

Ладони у Габриэля сделались влажными, в комнате было очень тепло – стояла жаровня, горели свечи. Но холодок пробежал у него по спине, когда он закрыл за собой дверь. Тепло было и в большом зале, его согревали сотни разгоряченных тел и полсотни факелов. Габриэль старался сдержать дрожь и понимал, что дрожит не от холода, а от волнения.