Анна Семироль - Азиль

— Т-тебе что надо?

Люсьен фыркает, пальцем пододвигает половинку лепёшки к ладони Жиля.

— Это не мне надо, а тебе. Голодный, без друзей, при аппетитной девке. Как думаешь, долго ты тут протянешь?

— Т-тебе не всё равно?

— Да у меня сын наверху, — с деланным безразличием отвечает Люсьен, отвернувшись. — Примерно твоих лет.

Пока никто не видит, Жиль прячет лепёшку в карман. Молча доедает лапшу, старательно облизывает ложку и допивает последние капли бульона из миски. Встаёт, относит посуду в мойку и уходит из столовой. Люсьен неотступно следует за ним. Жилю даже не нужно оборачиваться, чтобы знать, что он здесь. Мальчишка торопится вернуться на свою железнодорожную ветку: там людно, а значит, этот вонючий тип не будет его доставать.

— Жиль, да постой ты! — басит в спину Люсьен.

— Отвали, — не оборачиваясь, огрызается мальчишка.

— Слушай, — Люсьен обгоняет Жиля, преграждает ему путь. — Давай отвезём вон ту вагонетку. Справа у стены, видишь? В ней остатки с кухни, — потом внимательно вглядывается в глаза Жиля — и делает понимающее лицо: — А, ты мне не доверяешь. Боишься. Понятно. Ну, давай позовём ещё кого, чтобы тебя не пугать. Так согласен?

Жиль задумывается. Объедки с кухни — это здорово. Хоть немного утащить себе.

— Угу.

Люсьен машет рукой людям впереди:

— Эй, один кто-то, сюда!

Втроём они толкают мусорный контейнер в боковой тоннель. Запах лапши и варёных грибов перешибает даже вонь Люсьена.

— Стоп-стоп, — вдруг командует здоровяк. Обходит вагонетку, присаживается у передних колёс. Говорит хмуро: — Не, ну ты посмотри…

Жиль подходит, склоняется, чтобы рассмотреть, что там такое… и получает кулаком под дых. Падает, ловя воздух ртом, не в силах даже крикнуть. Люсьен легко сгребает мальчишку в охапку, забрасывает на плечо — и шагает в неприметную дверь, услужливо открытую напарником.

Старшая работница смены проходит по залу, энергично встряхивая колокольчик, и его мелодичный зон возвещает окончание рабочего дня. Акеми бережно приподнимает ещё одну несушку, правой рукой ощупывает тёплое гнездо под ней, вытаскивает пару яиц, кладёт их в тележку рядом с собой. Пёстрая курица встревоженно кудахчет, косится на девушку круглым тёмным глазом. Акеми насыпает в кормушку горсть питательной смеси, закрывает сетчатую дверцу. Помечает клетку ярким флажком, чтобы её сменщица знала, где она остановилась. Вот и всё. Осталось отвезти яйца приёмщику, и можно отправляться домой.

Девушка проходит между рядами клеток, толкая перед собой наполненную яйцами тележку. Куры сопровождают её возбуждённым кудахтаньем. Акеми улыбается, вспоминая, как впервые взяла несушку в руки. Она оказалась такой лёгкой, маленькой и непривычно-мягкой. Сердце птицы колотилось, как сумасшедшее, курица покорно замерла в человеческих ладонях. «Будь поувереннее и держи бережно, — напутствовала Акеми старшая сменщица. — Когда ты боишься, они тоже нервничают. Чувствуют». Над Акеми первое время посмеивались: с каждой несушкой она обращалась с таким почтением, будто та была не курицей, а важной особой, и потому работала медленнее всех. Но прошло несколько дней, девушка втянулась в общий ритм, и насмешки прекратились. У аккуратной и ответственной Акеми даже самые норовистые несушки вели себя хорошо и не пытались долбануть по пальцам крепким клювом.

В своей новой работе она находит странное удовольствие. Никто не отвлекает её от собственных мыслей, не пристаёт с расспросами. Здесь можно расслабиться и перестать постоянно ждать подвоха от тех, с кем приходится делить жилище. Можно вызвать в памяти время, когда была жива мама, и Кейко была маленькой, и отец учил Акеми плавать…

«Ото-сан, Кейко, простите меня. Я ничего не сделала, чтобы защитить вас. Пусть Жиль и говорит, что ничем нельзя было помочь, но… Мне надо было остаться. Мы были бы вместе сейчас. Мы же всегда были вместе…»

Акеми часто моргает, словно в глаз что-то попало, вытирает слёзы тыльной стороной руки. Пусть никто не видит — камни не плачут. Не умеют, потому что права на слёзы им никто не давал.

Девушка подкатывает тележку с яйцами к вечно сонной Катрин, снимает и вешает на крючок фартук-торбу с питательной смесью, вежливо прощается. Остаётся за спиной просторный светлый ангар, пора возвращаться домой. Акеми давит вздох. То, что теперь приходится считать домом, до сих пор кажется ей дурным сном. Грязь, полуголодное существование среди воняющих немытым телом мужчин, вечные проблемы — где взять воды и где справить нужду. Если бы не помощь Жиля, Акеми бы отчаялась. Мальчишка старательно исследовал Подмирье, таскал стирать их одежду к подземной реке и охранял её сон. Всё реже звучало в его адрес «бака», и Акеми нет-нет, да и тянулась ласково потрепать светлые волосы. «Ты теперь моя семья», — сказала она ему на днях. Правда, за ответ: «Ну, родню н-не выбирают, в-вот так вот», — Жиль получил по шее, но это уже мелочи.

Акеми вместе с другими работниками птицефабрики идёт по бетонному тоннелю, ориентируясь по синим стрелкам, нарисованным светоотражающей краской. И считает разветвления и повороты. На седьмом перекрёстке она останавливается перешнуровать высокие ботинки с открытыми носами. Нарочно медлит, выжидая, пока все пройдут вперёд, и, оставшись одна, ныряет в левый проход. Бредёт в полутьме, касаясь рукой стены, считает двери. За шестой — подсобка, в которой следует отодвинуть в сторону лист жести, и откроется проход вниз, на более глубокий уровень, где находится её новый дом. Пальцы с обкусанными ногтями скользят по шероховатой стене, ожидая встречи с металлическим дверным контуром. Внезапно Акеми прислушивается: на мгновение ей кажется, что в заброшенном тоннеле она не одна. Девушка оборачивается и напряжённо вглядывается в полумрак. Нет, показалось. Может, крыса… или кошка. Или уровнем выше что-то упало, и отзвук проник сюда. Акеми пожимает плечами, делает шаг вперёд — и наталкивается на высокого мужчину, преграждающего ей путь.

— Здорово, красава! — радостно восклицает тот.

Прежде, чем она успевает сообразить, что делать, позади неё открывается дверь; мужчина толкает Акеми внутрь и заходит следом.

— Ну что, познакомимся поближе?

Девушка быстро озирается: нагромождение контейнеров, узкие ряды проходов между ними, балки под потолком — метров пять, можно рискнуть забраться. Нет, не выйдет: контейнеры высокие. Меча с собой нет — днём он прикопан под лежанкой в отнорке. Значит, бежать. Акеми бросается в ближайший проход, но тут же ей навстречу из-за ящиков выходит ещё один мужчина.

— Ты куда? — почти ласково спрашивает он.

От удара в спину девушка ничком падает на холодный пол. В четыре руки её переворачивают на спину, один человек садится ей на ноги, другой крепко держит за запястья.