Анна Семироль - Азиль

— Ты знаешь, кто она? — спрашивает Акеми у Рене. — А ты знаешь? А вы?

Она обходит вокруг пленницы, восхищённо цокает языком.

— А может, она сама нам скажет? Мадам, давайте знакомиться. Я Акеми Дарэ Ка, сестра Кейко Дарэ Ка и старшая дочь Макото Дарэ Ка, — слова срываются с губ, словно камни, раня саму Акеми. — Ваш муженёк, мадам, убил мою младшую сестру и отца сослал на работы в ядерном реакторе! Давайте же знакомиться, мадам, ну!

Голос срывается на визг, Акеми обеими руками бьёт женщину в грудь, сбивает её с ног. Рене вовремя хватает разъярённую японку за локти, заставляет сесть.

— Милая, уймись. Не лишай мужчин удовольствия от общения с благородной дамой. Как, вы говорите, вас зовут, мадам? Мы не расслышали.

— Вероника Каро, — тихо, как шелест.

Это имя эхом слетает с губ ещё одного человека. В своём углу встаёт с места Жиль и пошатываясь, пробирается через толпу ближе. Туда, где под ногами мужчин сжалась в ужасе хрупкая белокурая женщина. Её страх забавляет их, бойцы смеются.

— Чувствуйте себя как дома, мадам Каро, — Рене просто источает любезность. — К сожалению, нам нечем вас кормить. Ваш муж прекратил снабжение мятежных секторов Третьего круга. Но смею вас заверить: пока вы не надоедите моим людям, вас не съедят.

— Что я вам сделала?

По щекам бегут крупные слёзы, Веронику колотит дрожь. Акеми вырывается из рук Рене, зло шипит.

— Ничего, мадам. Как и убитая вашей семейкой Кейко. И дети трущоб, что умирают от голода, — безэмоционально отвечает Клермон.

— Рене, отдай её мне! — яростно кричит Акеми. — Я прошу, отдай мне эту тварь!

— Нет, дорогая, — нежно улыбается Шаман и подмигивает Веронике. — Она слишком хороша для тебя. И ты быстро её сломаешь. Такие подарки дарят только мужчинам.

Идею встречают дружным одобрительным гулом и улюлюканьем. Рене довольно кивает, перехватывает Акеми поудобнее.

— Где тут у нас комната с кроватью пошире? Проводите мадам Каро туда, пусть отдохнёт. А мы чуть позже решим, кто будет её первым гостем. Сперва дела, потом развлечения.

«Терпи, Вероника. Не сопротивляйся, не зли их — и возможно, у тебя будет шанс. Страх и боль — это только то, что внутри тебя. Вне тебя их не существует».

Она повторяет это мысленно раз за разом. Пока её ведут длинными коридорами, усыпанными кусками пластика, стекла и раскрошенной кафельной плитки. Пока сдвигают вместе две кушетки, пробудившие воспоминания о госпитале, где родился её сын, проживший несколько минут. Пока её жадно и грубо щупают сквозь платье. Она просто дышит и повторяет про себя: «Терпи, Вероника».

— Не тронь, Шаман не велел пока!

— Да не узнает он, не трусь! Сам пощупай…

— Оставь её. Такая же девка, как наши, только чистенькая.

— Ты её ещё пожалей.

Её легонько похлопывают по щеке. Ладонь широкая, шершавая, пахнет неприятно. Мозоли больно царапают щёку. От таких ладоней напрасно ждать защиты.

— Мамзель, я тебе сейчас руки развяжу. Сходи в уголок, отлей.

Ей стыдно и противно, но она повинуется. Не поднимает глаз на этих двоих соглядатаев, но точно знает, что они смотрят на неё.

«Мне должно быть безразлично. Я обязана сохранять спокойствие. Или я лишу себя единственного шанса…»

В четыре руки её растягивают на кушетке, привязывают, примотав запястья к ржавой трубе в изголовье. Вероника молчит, закрыв глаза. И лишь когда понимает, что осталась в комнатушке одна, беззвучно плачет. Она прислушивается к шагам и голосам, ждёт, холодея всякий раз, когда ей кажется, что кто-то подошёл к двери. Вскоре силы покидают её, и она погружается в зыбкую, болезненную дрёму.

Просыпается она резко, словно её толкнули. Солнечный свет из окна напротив бьёт в глаза, мешает видеть, но Вероника понимает, что в комнате больше не одна. Предчувствие того ужаса, что предстоит ей и начнётся прямо сейчас, заставляет её биться в путах и умоляюще скулить:

— Не надо, нет, нет, пожалуйста…

Свет меркнет, заслонённый чьим-то силуэтом, и над Вероникой склоняется худенький подросток. Светлые немытые волосы закрывают левую половину лица, но Веро видит уродливые шрамы, покрывающие щёку и лоб мальчишки, стягивающие внешний угол левого глаза.

— Т-тише…

— Нет-нет-нет, — молит она, мотает головой, ёрзает, стараясь спрятаться, отодвинуться.

Влажная, тёплая ладонь зажимает ей рот. Пальцы остро пахнут железом. Вероника пытается куснуть мальчишку, и он тут же убирает руку.

— Послу-ушай…

— Уходи! — горло стискивает спазмом, и вместо крика получается жалкий писк. — Не трогай…

Он отходит на шаг, усаживается на кушетку у поджатых ног Вероники. Делает один глубокий вдох, словно собираясь нырнуть. Выдыхает. Вероника видит, что мальчишка пытается что-то сказать, но не может. И сама умолкает, всматривается в его лицо…

— Саме амала-аа… — негромко нараспев начинает парнишка. — Оро келена-а… Оро ке-ле-на…

— Дивэ келена… — подхватывает Вероника ошарашенно. — Са а рома, дайэ [19] Слова из цыганской песни «Эдерлези». …

Мальчишка улыбается, подносит палец к губам: тихо.

— Нянюшкина песенка… Ты откуда её знаешь?.. Жиль?! Ты ведь Жиль, правда? — шепчет она.

Он кивает, беззвучно смеётся. Перекидывает в правую руку короткий серебристый клинок с чёрной рукоятью, перерезает верёвку, освобождая запястья Вероники. Откладывает клинок, бережно разминает её бледные маленькие ладони, разгоняя кровь.

— Братик, — повторяет и повторяет Вероника. — Братик мой…

Жиль обнимает её. Вздыхает счастливо.

— Я так б-боялся, что не узнаешь. В-вот так вот. В-веро, слушай. Мы ух-ходим. Сейчас.

Она гладит его по спутанным волосам, кончиками пальцев касается изуродованной щеки. Трудно понять, слушает ли она его — потрясённая, ошарашенная внезапной радостью узнавания. Кивает невпопад, улыбается глупо, светло. Будто забыла, где находится.

— Как ты выжил? Почему ты не вернулся домой?

— П-потом. Надо уходить. П-почти все разошлись, мы можем сбежать. Готова? — он берёт её лицо в ладони, строго смотрит в счастливые, сияющие глаза: — Веро, соберись! На п-подоконнике одежда, переодевайся, отв-вернусь.

Несколько минут спустя в комнате стоят двое похожих друг на друга мальчишек в старых зачиненных комбинезонах. Вероника брезгливо рассматривает на себе пропахшую чужим потом майку, прячет под кепку собранные в хвост волосы. Жиль неодобрительно косится на её лёгкие сандалии, прикидывая, каково ей будет бежать по осколкам и каменному крошеву.

— Идёшь за мной, — распоряжается он. — Тихо и б-быстро. Лицом н-не свети.

Он приоткрывает дверь, выглядывает в коридор, жестом зовёт сестру и выскальзывает из комнаты. Вероника следует за ним. За порогом она едва на спотыкается об лежащего охранника.