Сергей Боровский - Школа

Сволочи!

Он, спотыкаясь, проковылял в ванную, чтобы умыться и причесаться. Подумал, не сменить ли мятую одежду на свежую, но решил, что так будет естественней. После этого он вышел в коридор и направился в главный корпус, в учительскую, не глядя по сторонам и не отвлекаясь.

Сейчас время ужина. ОНИ все в столовой, за редкими исключениями. «Заседание Клуба», если и состоится сегодня, то не раньше девяти. Его задача — запастись приличным количеством алкоголя (любого) и вернуться обратно в комнату. Дальнейшее предельно ясно: постараться утопить себя в нём, по возможности, не выныривая совсем, пока его ситуация как-нибудь да не разрешится. Совсем никак не разрешиться она, по его убеждению, не могла.

Его дерзкий план наполовину удался. В учительской никого не было, и он сразу отыскал то, что нужно: батарею бутылок коньяка в тумбочке. Штук двадцать, наверное. Литровые. Поискать, так, он уверен, найдётся ещё. Хвастал же этот «кавалерист» объёмами зелья. Плохо, нет у него с собой какой-нибудь тележки, но и в руках он унесёт много. Вернётся ещё, в конце концов. А сейчас нужно сделать хотя бы глоток.

Он наполнил бокал. До краёв. И выпил его до дна, не останавливаясь. Пот прошиб его, но тело отозвалось благодарной вибрацией. И желудок обдало материнским теплом.

В этот самый момент в учительскую зашли двое.

- Ба! - радостно крикнул Станислав Артемьевич. - Говорил я тебе, что мы разыщем его именно здесь. Вот! Надо было с тобой поспорить. Я стал бы богаче рублей на сто.

- Обойдёшься, - откликнулся Анатолий Сергеевич и ласково улыбнулся гостю. - Что, Витёк, худо?

Похоже, эти паяцы были готовы к продолжению своей жуткой комедии.

- Я вам не Витёк.

- Толя, я забыл тебе сказать, что он признает «тыканье» только по результатам брудершафта. Странный тип!

Директор вплотную приблизился к Виктору Игнатьевичу, стал по одной выцарапывать бутылки из его одервенелых пальцев и ставить обратно в тумбочку.

- Ни к чему это, - пояснил он свои насильственные действия. - Тебе сейчас о другом подумать надо.

- О чём?

- О себе, конечно. Но не так, как ты обычно это делаешь.

- Что за бред!

Станислав Артемьевич присоединился к своему коллеге в деле освобождения инспектора от коньяка.

- Запирать комнату придётся, - сказал он. - Нет ему никакого доверия.

- Да, согласен с тобой. Сопьётся, куда его потом девать?

Хорошо, что он догадался принять этот первый бокал целиком. Хоть что-то.

- Вы мне омерзительны. Оба.

Клоуны расхохотались. Не по-театральному или, тем более, по-опереточному, а очень искренне и зажигающе. Как над удачным анекдотом в дружеской мужской компании.

- Ты — эгоист до мозга костей, - упрекнул его директор. - Поэтому и сердишься на меня. Привык всем обладать безраздельно и на своих собственных условиях. А почему только тебе? Другим тоже хочется. Ты что, купил её? А? Заплатил? Изволь тогда предъявить квитанцию об оплате. А нету её, так заткнись и молчи в тряпочку!

Волков решил, что сейчас снова в наглую возьмёт бутылку, нальёт полный бокал и выпьет, чего бы ему это ни стоило. Не потому, что так уж это нужно, но лишь бы наперекор им.

Но вместо этого вряд ли выполнимого поступка он вдруг спросил голосом, полным отчаянья:

- За что? Почему именно я?

Они оба с наигранным удивлением на него посмотрели, смерив презрительными взглядами с головы до ног.

- Бедный мальчик! - воскликнул Станислав Артемьевич. - Он не понимает!

- Он в недоумении! - поддержал своего напарника Анатолий Сергеевич. - Он полагает, что только кто-то другой достоин его нынешних... э-э-э... трудностей.

- Он не слишком-то умён, надо полагать.

- Нет. Причина как раз-таки в обратном. Алоизов предупреждал, что мы с ним намучаемся.

Алоизов?! Шеф?! Быть этого не может!

- Вы знакомы с Борисом Арнольдовичем? Так это он...

Волков решил сесть в кресло, почувствовав, как его ноги неожиданно ослабли, и боясь просто упасть посреди комнаты на пол. Директор не препятствовал ему, но едва инспектор удачно завершил свой манёвр, он склонился над сидящим и проговорил ему прямо в лицо, опаляя его своим дыханием:

- Ты думал, что приехал сюда проверять школу. Ты ошибся. Это школа проверяет тебя.

- Учебный полигон для грешников?

- Не упрощай. - Директор брезгливо поморщился.

- А дети? Причём здесь дети?

- Какие дети? Где ты видел детей? Ты же сам держал их в руках и визжал, что они мёртвые. Своими воплями разбудил всю школу.

Не дети. А кто они? Механические куклы?

- Что вам нужно от меня?

- А что ты умеешь?

- Я?

- Да, ты. Что ты лично умеешь делать?

Этот вопрос поставил Волкова в тупик окончательно. Какое значение имеют его навыки? И какие именно из них им нужны?

- Покажи нам. Покажи себе.

- Я теряюсь в догадках. Мне очень плохо, поверьте. Сейчас не самое лучшее время...

- Опять он за своё! - грубо оборвал его Станислав Артемьевич.

Он сделал вид, что расстроен неимоверно, и даже развернулся, чтобы немедленно уйти, плюнув на бестолкового испытуемого. Но, конечно, это были всё те же актерские уловки.

- А знаешь, что, Слава! У меня возникла идея: пусть он лекцию прочитает!

- Гениально!

- О большем его просить, видимо, бесперспективно.

- Согласен с тобой.

На лице директора отражалась улыбка торжества и триумфа.

- Ну, что скажешь, Витёк? Осилишь?

- Лекцию? На какую тему? Для кого?

- Оставляем это на твоё полное усмотрение. Соберём всю школу в актовом зале и заслушаем тебя.

- Но кому? Кому это нужно?!

Директор сокрушённо покачал головой.

- Тебе, Витёк. Тебе.

--

На подготовку лекции у Виктора Игнатьевича ушло два дня.

Выйдя из учительской после того абсурдного разговора целым и невредимым, он, конечно же, не собирался заниматься такими глупостями, как чтение лекций для детей, которые на самом деле не дети. На тему, о которой понятия не имел. Которая, ну, никаким боком ему была не нужна. Бессмысленней этого, с его точки зрения, могло быть только чтение проповедей на заброшенном кладбище. Но, поразмыслив (благо, у него времени для этого было предостаточно), он изменил своё отношение к полученной задаче.

И вот почему.

Несмотря на всю нелепость, как уже было сказано, задания, оно всё же содержало в себе рациональное зерно. И этим зерном был вызов. Вызов ему, как личности. Во-первых, ему прямым текстом сказали, что он — бездарность и никчемность, и ни на что не способен. А, во-вторых, и это главное, вызов заключался в полной «неконвертируемости» результатов выполнения задачи, в её бесцельности и бесполезности. Каковым бы ни получился результат, его смело можно будет выбросить на помойку. И поэтому только сильный и по-настоящему мужественный человек способен её выполнить. Добавим к этому сухой закон, наложенный персонально на него, и продолжающуюся вьюгу — и станет ясна совокупность всех факторов, повлиявших на его решение.