Виктор Тарасов - Охота на кентавра (сборник)

— Сколько стреляю, а сердце каждый раз так и прыгает от радости, Шор-Шар задумчиво посмотрел на пистолет, взвесил в руке и протянул Марку. — Попробуй!

Марк прицелился, через ночной прицел он отчетливо видел силуэт дерева. Шипение, отдача в руку. Марк почувствовал, как капсула разбилась о ствол дерева, и снова все испуганно метнулось в сторону, потом закачалось в отсветах пламени. Марк повел дулом в сторону, но на прицел легла ладонь Шор-Шара:

— Не трать заряды, их осталось всего шесть. Смотри, как нужно доставать обойму. Не ошибись!

Кабатчик достал обойму, высыпал на ладонь капсулы и пересчитал их. Потом снова собрал огнемет и протянул его Марку:

— Обмен честный, претензий нет?

Марк молча отдал ему лиолу. Шор-Шар, не простившись, ушел, светя под ноги фонарем.

Марк остался в темноте один с огнеметом в руке.

В задумчивости он поднял пистолет и прицелился. Через прицел он хорошо видел Шоршалку, идущего по тропе с его лиолой в руке.

Если бы он только знал, этот кабатчик, что она значила для Марка! «Претензий нет», сказал в тишину Марк. Шипение, тихий звон…

Нет, он не сделает этого. Марк опустил пистолет: «Обмен совершен честно». Где ты, Горбушка? Нам, наверное, пора.

Горбушка шел по тропе впереди, широко размахивая масляным фонарем и разговаривая сам с собой. Иногда он становился на одну ногу и стоял некоторое время, хихикая.

«Веселый мне достался Харон, — думал Марк. — Иным смерть предстает в образе городского палача, солдата, штатного врача. А мне — в образе деревенского дурачка!»

— Эй, курицын сын! Постой, сбавь обороты. Иди сюда, я научу тебя песенке:

Марк заставил Горбушку вызубрить песню, они выпили из бутылки, которую предусмотрительно захватил с собой Марк. И направились дальше, распевая во все горло. Иногда они останавливались, прикладывались к бутылке и со слезами обнимались. Горбушка толковал что-то о курятнике, а Марк приглашал его в гости и пытался дать номер телефона и адрес дома, который остался в другом недостижимом мире.

Но вот их голоса канули в бездну, и влажное дыхание коснулось их. Горбушка поднял над собой фонарь, но он ничего не осветил, дальше была пустота.

— Озеро, — сказал Горбушка. — Пришли. Хихи.

Они остановились на краю, Марк чувствовал, что медленно трезвеет.

— Слушай, я скажу тебе! — закричал вдруг Марк, хватая Горбушку за ноги, тот повалился. — Ты ничего не поймешь, они ничего не поймут, но все равно я делаю это не ради вас, а вместо вас. Я пойду и узнаю, что бы там ни было, потому что один могу пойти и узнать. Я пострадаю вместо вас. Я искуплю ваш нет, не грех — ваше невежество, искуплю своим знанием, знанием смерти… если вы не можете…

— Ты чего? — спрашивал Горбушка, стоя на четвереньках, лицом к лицу с Марком. Что вдруг?

— Ничего, — Марк вытер ладонью пьяные слезы. — Живи! Хорошо песню запомнил? Иди! Думаю, что на следующий год, когда у них снова будет засуха и неурожай, мы с тобой ТАМ встретимся. Фонарь возьми, он мне не нужен. Иди. Что встал?

Но Горбушка, плача, снова полез обниматься. Чувствуя, как в горле встает комок, а глаза снова увлажняются, Марк потрепал его по острой голове и оттолкнул в темноту:

— Уходи. Чтобы я тебя больше не видел!

Отвернувшись, чтобы не видеть, как тот уходит, Марк зачерпнул воды и напился. Потом омыл лицо прохладной ночной водой, может быть, самой ночью. Постарался привести нервы в порядок. Сейчас ему потребуется твердая рука. Вдруг он уловил осторожное движение в стороне.

Он максимально расширил зрачки и сфокусировал глаза на восприятие в полной темноте. Этому его научили в эскадроне «мстителей» альмеки — ночные наездники. Он увидел, что под деревом прячутся двое крестьян, которые явились посмотреть, как его сожрут. Он испытал горечь. Марк достал огнемет и прицелился в них. Через прицел он видел их беспомощные, скрюченные фигурки. Они думали, что темнота укрывает их, но были для него как на ладони. Сейчас он превратит их в свечи. Но его рука дрогнула, ему стало стыдно за них. Это для них он должен стать вестником и просить бога? Что он скажет ему: «Они еще так слабы и глупы. О боже, не гневайся на них?» Марк повел стволом вверх. Сейчас он сожжет крону дерева над ними, пускай бегут, как зайцы. Шипение, отдача в руку, звон разбитой капсулы и — ничего! Не веря, Марк нажал на курок еще раз, отчетливо услышал, как разбилась другая капсула, но не вспыхнула.

Марк был поражен. Предательство? Он достал обойму, высыпал на ладонь оставшиеся четыре капсулы. Долго щупал и рассматривал их. Неужели холостые? Как проверить? Марк вставил их в гнезда, собрал пистолет.

Не целясь, он расстрелял все капсулы о ближайший ствол дерева. Ни одна не высекла даже искры из ночи. Ловушка! В обойме только две первые капсулы были боевыми. Он выронил огнемет. Его продали, он остался с опасностью один на один, без оружия.

Что-то двигалось к нему над озером в темноте. Он пробовал рассмотреть, но глаза отказали ему. Марк запрокинул голову и замер в тоске. Ему почудилось на. мгновение, что он сидит, обхватив колени руками и подняв лицо к звездам, на подоконнике, еще мальчишка, и что все для него только начинается.

Что-то ласковое, как прикосновение ребенка, и влажное коснулось его лица. Такова смерть? Или дождь?

— Кто ты? Что ищешь? — спросил его кто-то. Или ночной ветер?

Марк увидел вдруг, что стоит на своих ногах в начале бесконечного коридора, и прошептал:

— Я человек, — потом громче: — Я человек! — И, боясь, что не поймут: — Че-ло-век!

— Что ты хочешь?

— Свободы и покоя, — ответил он.

— Покоя? — переспросили его удивленно.

Хотел повторить громче, но не успел. Ночь ревущим потоком хлынула на него и поглотила.

Два крестьянина поднялись из кустов и с опаской подошли к озеру. Осветили фонарем мятую траву. Там где был Марк, не осталось ничего.

— Видел, как ОН слопал «лягушатника»? — спросил один.

— Жуть берет! Хап — и нет его. И САМ пропал, — отвечал другой, трясясь в нервном ознобе. — Пойдем, страшно здесь. Капитан ждет.

Они шли рядом по тропе, и тени их сливались. Чужая жертва окружала их ореолом святости. Когда вышли на окраину поселка, трава вокруг зашумела и задвигалась, крупные капли застучали по спинам.

— Дождь, — сказал один. — Значит, хороший человек был этот безногий. Юэль его послушал.

Раздался гром, низкая туча осветилась изнутри, словно бог дождя на мгновение показал свое красное гневное лицо.