Стивен Бакстер - Глаз времени

Служанки, которые все это вышивали, явно испытывали гордость за свой труд, и Йэ-лю достойно их отблагодарил, поздравив с созданием настоящего шедевра. Но они были рабынями, лишившимися свободы во время очередного монгольского набега на земли китайских народностей. Коля никогда прежде не встречал рабов и не мог им не сочувствовать. В их движениях всегда была видна покорность, глаза были постоянно опущены, и от любого контакта с монголами они начинали дрожать, особенно женщины. Возможно, в присутствии Йэ-лю они чувствовали к себе благосклонность, но навсегда были побежденными и чьей-то собственностью.

Коля тосковал по дому: по своей жене и детям, потерявшимся в потоках времени. Но каждой из этих несчастных женщин разбили жизнь, насильно оторвав от родных, и случилось это не по вине сверхъестественных сил, но просто из-за жестокости других людей. Печальная судьба рабынь не делала его боль от разлуки с любимыми меньше, но не позволяла ему опускаться до жалости к себе.

Когда ему становилось тяжело в присутствии слуг-рабов, он находил себе утешение в том, что с головой предавался цивилизованному общению с образованным Йэ-лю. Со временем у него появилось ощущение, что ему легче довериться этому человеку из тринадцатого столетия, чем Сейбл, женщине из его времени.

Сейбл раздражали аудиенции у Йэ-лю, посвященные картографии. И ее совсем не впечатлили планы, которые советник готовил с особой тщательностью, прежде чем представить их Чингисхану.

По мнению Йэ-лю, все усилия необходимо было направить в первую очередь на воссоединение земель прежней империи. В прошлом монголы стали полагаться на импорт зерна, сукна и прочих товаров первой необходимости, поэтому для них приобрела важность торговля. Теперь, когда связь с Китаем, этой богатейшей азиатской провинцией Чингисхана, была потеряна, монголы должны были отправиться туда, чтобы выяснить, что там произошло. Одновременно с этим, по настоянию Коли, отдельный отряд будет послан в долину реки Инд на поиски Кейси и других представителей двадцать первого века.

Но для Сейбл это было недостаточно смело. Спустя неделю она появилась в покоях Йэ-лю и воткнула в карту мира кинжал. Рабы, прислуживающие в тот момент советнику, разбежались во все стороны, словно испуганные птицы. Сам же Йэ-лю с холодным интересом наблюдал за всем происходящим.

— Сейбл, мы все еще здесь чужаки… — осторожно напомнил женщине Коля.

— Вавилон, — сказала американка. Она указала на свой кинжал, который еще не дрожал в сердце Ирака. — Вот куда император должен направить всю свою энергию. Запасы зерна, торговые пути, коровы китайских крестьян — все это ничто по сравнению с тем, что нас там ждет. Именно в Вавилоне находится истинная мощь, которая стоит за всем этим новым миром, сила, способная разорвать пространство и время, и тебе, как и мне, об этом прекрасно известно. Если она попадет к хану, то его божественная миссия завоевать всю планету, может быть, будет все-таки выполнена, и даже при его жизни.

Коля заговорил с Сейбл на английском, потому что ни один из находящихся в покоях переводчиков этого языка не знал.

— Такая мощь и в руках Чингисхана? Сейбл… ты сошла с ума.

Женщина глянула на него, сверкнув глазами.

— Не забывай, что мы впереди них на восемь столетий. Мы можем держать монголов в узде. — Она показала рукой на карту, как будто хотела заявить на нее свои права. — Сменилось бы не одно поколение, прежде чем на осколках истории, которые мы унаследовали, смогла бы возникнуть цивилизация, подобная нашей. Если за нами будут монголы, то мы могли бы добиться этого еще при жизни. Коля, мы в состоянии это сделать. Сказать по правде, это более чем возможно. Это наш долг.

Перед этой свирепой женщиной Коля почувствовал себя слабым.

— Ты ходишь по лезвию бритвы…

Йэ-лю подался вперед. Через Базиля он приказал:

— Вы должны говорить на понятном для нас языке.

Космонавты извинились, и Коля повторил для сановника слова Сейбл, умолчав об истинных ее намерениях.

Йэ-лю осторожно вытащил нож из блестящей карты и с недовольным видом провел рукой по поврежденным нитям.

— Твои намерения мне ясны. Возможно, что мы смогли бы сжать в монгольском кулаке трепещущее сердце этого мира. Но мы не сможем удержать его, умирая от голода.

Сейбл покачала головой.

— Я расскажу хану о своем замысле, — пообещала она. — Уж он не стал бы колебаться, видя перед собой такую возможность.

Лицо советника помрачнело, и Коля впервые увидел на нем что-то, похожее на гнев.

— Посланница Небес, тебе пока недоступны уши Чингисхана.

— А это мы еще посмотрим, — сказала Сейбл на английском, и губы ее растеклись в дерзкой улыбке, явно демонстрируя отсутствие страха.

Приняв приглашение царя, они направились в его палатку: капитан Гроув со своими офицерами, Байсеза, Абдикадир и Сесиль де Морган в качестве переводчика, а также Редди и Джош, которые пожелали зафиксировать эту удивительную аудиенцию в своих записях. Со стороны македонцев на ней будут присутствовать непосредственно сам Александр, Евмен, Гефестион, царский врач Филипп и несметное число придворных, советников, камергеров и пажей.

Обстановка была просто невероятной. Палатка Александра, которую везли от самой дельты, была огромной, поддерживалась золотыми колоннами и накрывалась усеянным звездами полотном. Перед золотым троном царя были расставлены ложи на серебряных ножках, которые предназначались для гостей. Но атмосфера внутри была натянутой. Еще бы: здесь находилось по меньшей мере сто царских элитных гипаспистов, воинов-пехотинцев, одетых в алые и ярко-синие одежды, и персидских «бессмертных» в красивых, но непрактичных туниках.

Чтобы избежать ненужного непонимания, Евмен тихонько ознакомил Байсезу с протоколом поведения в присутствии царя. Согласно ему, войдя в палатку, гости из будущего должны были совершить проскинезу, так греки называли принятую у персов форму приветствия царя, заключающуюся в поклоне до земли с последующим целованием ног повелителя. Как и ожидалось, Абдикадир почувствовал себя неловко в этой ситуации, а вот капитан Гроув со своими офицерами остался невозмутимым. По всей видимости, эти британцы, застрявшие на краю собственной империи в окружении жалких князей, раджей и эмиров, давно привыкли уважать чудаковатые местные обычаи.

Несмотря на это, Байсеза заметила, что Абдикадир необычайно рад приходу македонцев. Ей встречалось немного настолько здравомыслящих людей, каким был пуштун, но было очевидно, что он тешил себя мыслью, что эти величественные македонцы действительно были его предками.

Пришедшие расположились на дорогих ложах, и пажи и слуги забегали возле них, разнося напитки и угощения. Аудиенция началась. Говорили через греческих ученых и де Моргана, поэтому перевод был медленным и местами неудачным. Но они терпеливо добивались понимания, порой с помощью карт, чертежей и даже наспех написанных на восковых табличках понятий или на листках бумаги, которые Редди и Джош вырывали из своих тетрадей.