Стивен Бакстер - Глаз времени

— Не вижу никаких изменений в этой штуковине, но сигнал усиливается, — сказал он. — Кажется, кто-то вас уже заждался, Байсеза.

— Лучше нам занять свои места, — сказала Байсеза и взяла Джоша за руку.

— Где? — уточнил он.

Легкий ветерок трепал волосы у него на лбу.

— Если бы я знала, — ответила она и ласково пригладила его черные вихры.

Но ветерок налетел вновь, разбиваясь о лицо Джоша, ветерок, который появился из ниоткуда и летел в центр зала.

— Это Глаз, — сказал Абдикадир, вокруг которого кружились листки бумаги и незакрепленные провода. — Он собирается вдохнуть. Байсеза, приготовьтесь.

Ветер усиливался, стремясь к центру зала, и уже подгонял Байсезу в спину. Она потянула Джоша за собой и, спотыкаясь, направилась к Глазу. Тот все так же неподвижно висел, отражая ее лицо, искажаемое до безобразия куклы вуду, но к его поверхности подлетали и прилипали куски бумаги и солома.

Кейси сорвал гарнитуру.

— Черт, — выругался он. — Вот это звук… Все схемы, к черту, сгорели. Кому бы ни сигналила эта штуковина, но точно не мне…

— Пора, — сказал Джош.

Так оно и было. Глубоко в душе она никогда полностью в это не верила. Но все происходило на самом деле. Сердце ее бешено стучало, и она была невероятно благодарна Джошу за то, что он крепко держал ее за руку.

— Осторожно! — крикнул Абдикадир.

Впервые за все время, когда они его обнаружили, Глаз стал меняться.

Глаз все еще оставался на месте, и от его серебристой поверхности отражался свет. Но теперь он вибрировал и напоминал озеро из ртути, чью спокойную поверхность искажали волны и рябь.

Затем он внезапно потерял свою упругость, словно надувной шарик, из которого вдруг выпустили воздух.

Байсеза поняла, что смотрит в воронку, стенки которой были серебристо-золотого цвета. Она и Джош, который был рядом с ней, продолжали видеть свои отражения, но те распадались, словно осколки разбитого зеркала. Казалось, воронка была прямо перед ее лицом, но женщина подозревала, что если бы даже она начала двигаться по залу или попыталась пролезть на или под Глаз, перед ее лицом все равно были бы эти стены света, стремящиеся к центру воронки.

Воронка была не простым трехмерным объектом, а разломом в ее реальности.

Байсеза оглянулась. В воздухе мерцали искры, которые затем устремлялись в сердце взорвавшегося изнутри Глаза. Она все еще могла видеть Абдикадира, но тот все больше и больше отдалялся, при этом его образ вел себя странно: вот он держится за дверную раму, а теперь лежит на полу зала; то он повернулся к ней спиной, но вдруг опять стоит к ней лицом — непоследовательно, но одновременно, как если бы отснятую кинопленку разрезали на части и смонтировали в случайном порядке.

— Да поможет вам Аллах, — прокричал им пуштун. — Идите, идите…

Но его слова заглушил ветер. И тут потоки света закрыли его.

Ветер толкал ее, чуть ли не сбивая с ног. Байсеза старалась привести свои мысли в порядок. Она начала считать свои вздохи. Казалось, что ее мысли тоже стали распадаться: предложения, которые она составляла в своей голове, рассыпались на слова, затем на слоги, буквы и под конец превращались в бессмыслицу. Она догадалась, что причиной этого было Слияние. То же произошло в масштабе целой планеты, ландшафт которой вырывали огромными кусками. И теперь оно, Слияние, ворвалось в зал храма Мардука, распотрошив жизнь Абдикадира на кусочки, и вот наконец проникало ей в голову, ведь даже ее сознание все-таки было частью пространства-времени…

Она посмотрела на Глаз. В его сердце струился свет. И в этот последний момент Глаз снова изменился. Воронка раскрылась и стала коридором с вертикальными стенами, убегающими в бесконечность. Но в этом коридоре не было места закономерностям перспективы, потому что его стены не казались меньше, убывая вдаль, а оставались все тех же размеров.

Это было последнее, о чем подумала Байсеза, прежде чем свет поглотил ее, наполняя собой, и отнял у нее даже способность чувствовать свое тело. Пространство для нее исчезло, время — застыло, а она сама стала пылинкой, не чем иным, а лишь только первобытным светом, упрямой, лишенной разума душой. Но, несмотря на это, Байсеза помнила, что теплая ладонь Джоша все еще держит ее ладонь.

Существовал только один Глаз, но при этом у него было много проекций. И у него было много функций, одной из которых было служить вратами.

Врата открылись. Врата закрылись. На один миг времени, который невозможно измерить, так как он слишком короткий, пространство раскрылось и стало собой.

Затем Глаз исчез. В зале храма осталось лишь нагромождение разбитого электронного оборудования, а также двое мужчин с воспоминаниями о том, что они видели и слышали, воспоминаниями, которые они не понимали и в которые не верили.

Пришел конец их долгому ожиданию. Еще один мир, в котором имелось место разуму, был рожден и теперь старался выбраться из своей планетарной колыбели.

Те, кто так долго наблюдал за Землей, никогда даже отдаленно не были людьми. Но когда-то и они состояли из плоти и крови.

Они родились на планете, принадлежащей к системе одной из первых звезд, которая представляла собой ревущее чудовище, переполняемое водородом, и была первой искрой во все еще темной Вселенной. Но планет, этих кузниц жизни, было мало, ибо те тяжелые элементы, из которых они состояли, должны были сначала появиться в сердце звезды.

Когда Перворожденные всматривались в глубины космоса, то не видели ничего, что напоминало их самих, не видели разума, который мог стать отражением их собственного.

Первые звезды светили ярко, но умирали быстро. Их тонкие обломки наполняли скопившиеся в Галактике газы, и вскоре суждено было появиться новому поколению звезд-долгожителей. Но ужас одиночества ждал тех, кто остался покинутым между умирающими протозвездами.

И когда они обращали свой взор в будущее, то видели в нем лишь медленно приближающуюся тьму, так как создать новое поколение звезд из обломков умерших становилось с каждым разом все труднее. Настанет день, когда во всей Галактике не найдется достаточно топлива, чтобы появилась хотя бы одна новая звезда, и тогда последний луч света вспыхнет и умрет. Но даже когда это случится, чудовищная энтропия продолжит сжимать космос и все происходящие в нем процессы.