Алан Фостер - Чужой-3 (перевод А.К. Андреева)

Свечи ярко и весело горели на рабочих местах, в свинцовых канделябрах, отлитых теми же заключенными, гроздьями висели под потолком. Промышленный воск развитой цивилизации оказался вполне пригодным и для возрождения технологических процессов тысячелетней давности.

Заключенный Грегор помогал Голику, Боггзу и Рейнзу втискивать специальные сверхплотные осветительные свечи в их огромные рюкзаки. Особые, тщательно подобранные добавки позволяли таким свечам гореть очень долго и при этом не терять форму. Свечи были единственным доступным для заключенных переносным источником света, потому что Эндрюз едва ли разрешил бы им по такой пустяковой надобности брать драгоценные фонари.

Правда, заключенные не очень и возражали, потому что особой разницы в качестве освещения, которое давали примитивные свечи или бесценные аккумуляторные фонари, не было. Свет он и есть свет. А недостатка в восковых свечах не было.

Голик попеременно засовывал то короткие свечи в свой рюкзак, то очередную порцию чего-то съестного в свой рот. Крошки изо рта сыпались прямо в рюкзак. Рейнз с отвращением наблюдал за напарником.

— Ну вот, — сказал Грегор, поднимая один из объемистых рюкзаков, — сюда больше ничего не впихнешь. Голик, не суетись. Куда ты толкаешь эту чертову жратву? Ты ее даже как следует не завернул!

Тот, кому был адресован этот вопрос, лишь смущенно улыбнулся и продолжал заталкивать съестное в рот.

Боггз с омерзением оглянулся:

— А что вообще он делает как следует?

— Жрет, — фыркнул Рейнз. — Это у него здорово получается.

В дверном проеме появились Диллон и Джуниор — еще один заключенный.

— Эй, Голик! — негромко позвал Диллон.

Голик поднял голову и, не переставая жевать, отозвался:

— Что?

— Поставь свечку за упокой души Мерфи, ладно?

Голик согласно кивнул.

— Какой разговор! Поставлю тыщу свечей, — улыбнулся он и вдруг погрустнел. — Мерфи был тот еще парень. Никогда не ругал меня, ни разу. Я любил его. А правда, что его голова разлетелась на тысячи кусочков? Так все говорят.

Диллон помог фуражирам одеть огромные рюкзаки, проверил ремни и, как бы благословляя, похлопал каждого по плечу.

— Внизу будьте повнимательней. Карты у вас хорошие. Не забывайте о них. Если найдете что-нибудь полезное, но для вас слишком тяжелое, обязательно сделайте отметку на карте, чтобы следующей бригаде не пришлось слишком долго искать. Помню, года четыре назад ребята раскопали тайничок, битком набитый консервами. Там было столько, что мы смогли бы месяцами разнообразить наше меню. Так эти олухи не отметили тайничок на карте, и второй раз мы его так и не нашли. Может, вам тоже повезет.

Боггз хмыкнул:

— Это про меня. Мне всегда везет.

Все засмеялись.

— Ну ладно, — сказал Диллон и сделал шаг в сторону. — Идите и не возвращайтесь, пока не найдете что-нибудь хорошее. И не забывайте про те стометровые вертикальные стволы.

Диллон еще долго смотрел вслед фуражирам, пока все трое не скрылись в узком тоннеле и огни их свечей не исчезли за поворотом. Потом он и Джуниор отправились в конференц-зал. У Диллона были свои дела.

Эндрюз жил в очень просторных, но скудно обставленных апартаментах. Как начальнику колонии ему предоставили квартиру, которую прежде занимал директор рудника. Здесь было множество комнат, но явно не хватало мебели, чтобы их заполнить. Не обладая большим воображением и не склонный к мании величия, Эндрюз опечатал большинство комнат, оставив себе лишь три, одна из которых служила ему спальней, другая ванной, а третья использовалась для приема посетителей.

Сейчас Эндрюз занимался именно последним. Он сидел за скромным письменным столом, а напротив него расположился единственный на планете медик. С Клемензом всегда было непросто. Формально он считался заключенным, и следовательно, с ним нужно было обращаться так же, как с другими заключенными. Вместе с тем никто, включая самого начальника колонии, не оспаривал особого положения Клеменза. Он зарабатывал меньше, чем свободный человек, но гораздо больше любого заключенного. Более того, все заключенные и даже Эндрюз и Эрон зависели от него, ибо никто иной не мог оказать им медицинскую помощь.

Клеменз намного превосходил всех жителей Фиорины и по уровню интеллекта. Это его качество Эндрюз ценил не меньше, чем медицинские познания, потому что на Фиорине остро ощущался дефицит разумных, блещущих умом собеседников. Беседы с Эроном радовали начальника колонии примерно так же, как разговор со стенкой.

Но все же Эндрюзу следовало быть поосмотрительней. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы любой заключенный, а тем более Клеменз, утвердился в слишком высоком мнении о себе. При личных встречах Эндрюз и Клеменз неизменно осторожничали, плели хитрую и тонкую паутину слов, которой старались не столько выразить, сколько замаскировать свои истинные мысли. Клеменз постоянно демонстрировал свою независимость, а Эндрюз с завидным упорством ставил его на место.

Начальник колонии налил фельдшеру чай.

— Сахар?

— Да, благодарю вас, — ответил Клеменз.

Эндрюз передал пластиковую сахарницу и молча наблюдал, как его гость кладет в чашку ложечку белых кристалликов.

— Молоко?

— Да, пожалуйста.

Эндрюз протянул Клемензу молочник и, не сводя с него глаз, подался вперед. Клеменз не спеша добавил в темный чай молоко.

— А теперь послушайте меня, мистер Собачье Дерьмо, — по-дружески обратился Эндрюз к гостю. — Если вы еще хоть раз попытаетесь обвести меня вокруг пальца, я оставлю от вас мокрое место.

Клеменз отодвинул молочник и принялся тщательно размешивать чай. В воцарившейся на время могильной тишине методичное позвякивание ложки о керамическую чашку производило не меньший эффект, чем грохот молота о наковальню.

— Боюсь, я чего-то недопонимаю, — сказал наконец Клеменз.

По-прежнему испепеляя фельдшера взглядом, Эндрюз откинулся на спинку кресла.

— В семь ноль-ноль я получил ответ на свой рапорт. Между прочим, насколько мне известно, это вообще первое совершенно секретное сообщение приоритета высшего уровня, полученное на Фиорине. Эта планета не удостаивалась такой чести даже тогда, когда здесь работали шахты и обогатительные фабрики. И знаете почему?

Клеменз отпил глоток.

— Чтобы избежать запаздывания во времени, сообщения приоритета высшего уровня посылают через субпространство. Это стоит недешево.

Эндрюз кивнул.

— Больше, чем мы с вами видели за всю свою жизнь.

— А при чем здесь я?

— Все дело в этой женщине, — не скрывая беспокойства, объяснил Эндрюз. — Нам приказано смотреть за ней. Нет, не просто смотреть. Мне совершенно недвусмысленно дали понять, что во всей Вселенной нет ничего важнее. У меня создалось такое впечатление, что никто не будет возражать, если весь наш комплекс провалится в черную дыру, только бы к моменту прибытия спасательной бригады эта женщина была жива и здорова.