Алан Фостер - Чужой-3 (перевод А.К. Андреева)

— Эндрюз знает? — спросила Рипли.

— Не думаю. Во всяком случае я ему не говорил. Если бы знал, наверняка давно бы прикрыл мою лавочку, мотивируя тем, что это плохо отразится на моральном состоянии заключенных. С этим трудно не согласиться. Но пока он пребывает в неведении, я продолжаю свои несложные химические эксперименты и с удовольствием использую стимулирующий эффект продуктов этих экспериментов для удовлетворения своих скромных личных потребностей. — Клеменз снова наполнил стакан. — Не бойся. Я тебе немного оставлю. На будущее.

— С твоей стороны это очень любезно.

— Пустяки. Когда я учился в школе, синтетическая химия и биотехнология были моими любимыми предметами. — Клеменз с минуту помолчал. — Раз уж речь зашла о любезности, то я, конечно, очень тронут, но вместе с тем не могу не отметить, что ты предпочитаешь отделываться словами благодарности вместо того, чтобы прямо ответить на кое-какие из моих вопросов. Надо признать, у тебя это получается очень ловко. Ради Бога, не подумай, что я в претензии. Ни в коей мере. Но проклятая мысль никак не дает мне покоя.

Клеменз по-прежнему держал в руке стакан, а Рипли не сводила с него взгляда.

— Ты начинаешь портить мне настроение.

— Это совсем не входило в мои планы. Но я все же какой-никакой медик, и у меня есть определенные обязанности. Честно говоря, чем упорнее ты уклоняешься от ответа, тем больше разжигаешь мое любопытство. Что ты искала в трупе девочки? Почему ты так настаивала на кремации?

— Понятно. Ты полагаешь, раз я лежу в твоей постели, то обязана дать тебе ответ.

— Бели ты хочешь вывести меня из себя, — терпеливо ответил Клеменз, — то из этого тоже ничего не выйдет. Ты должна мне ответить, но лишь потому, что я, как медик, обязан найти ответ на тревожащий меня вопрос, и еще потому, что я рисковал головой, добиваясь выполнения твоих сумасбродных пожеланий. А то, что ты лежишь в моей постели, к этому не имеет никакого отношения. — Он чуть заметно улыбнулся. — Хотя я не исключаю, что твое упорное молчание осложнит наши отношения.

Рипли покорно вздохнула и повернулась на бок.

— Мне нечего сказать. Неужели нельзя оставить все, как есть? Просто в гиперсне я видела ужасный, кошмарный сон. — Будто пытаясь уйти от воспоминаний, она закрыла глаза. — Не хочу об этом говорить. Мне только нужно было самой убедиться в причине смерти ребенка. — Рипли посмотрела на Клеменза. — Ты понятия не имеешь, как я жила последнее время и через что мне пришлось пройти. По сравнению с этим самые дикие кошмары показались бы тебе детской игрой. Знаю, мне никогда не удастся совсем забыть о пережитом. Но это вовсе не означает, что я не пытаюсь выбросить воспоминания из памяти. Поэтому, если я покажусь тебе немного непоследовательной или в чем-то слишком настойчивой, постарайся быть более снисходительным. Поверь, мне это действительно нужно. Мне нужно, чтобы кто-то беспокоился обо мне — хотя бы ради разнообразия. Что же до Ньют… что же касается девочки, я просто ошиблась.

Клеменз выслушал Рипли, плотно сжав губы и задумчиво поглаживая пальцами стакан. Потом он очень медленно, понимающе кивнул.

— Да, наверно, — сказал он.

Рипли не сводила взгляда с Клеменза.

— Может быть, я сделала еще одну ошибку.

— Какую?

— Вступила в связь с заключенным. Физическую связь. Это ведь запрещено, не так ли?

— Конечно. И кто же этот счастливчик?

— Ты, глупый!

Клеменз неуверенно посмотрел на Рипли.

— Я не заключенный.

— А что же тогда означает номер на твоем затылке?

Клеменз машинально провел ладонью по бритой голове.

— Наверно, мне следовало бы объяснить тебе раньше. Но думаю, сейчас не время. Извини. Мы сами все усложняем, тебе не кажется?

Загудел сигнал интеркома. Клеменз бросил на Рипли извиняющийся взгляд и направился к пункту связи.

— Придется отвечать. Я не могу позволить себе такую роскошь, как игнорировать вызов начальства.

Он нажал кнопку включения двусторонней связи. Громкоговоритель донес еле слышный, сильно искаженный голос:

— Клеменз?

— Слушаю, мистер Эрон, — покорно отозвался медик.

— Эндрюз приказал вам явиться в вентиляционную шахту номер семнадцать во втором секторе. Немедленно. Там несчастный случай.

Моментально посерьезневший Клеменз даже нагнулся к ненаправленному микрофону, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

— Что-нибудь серьезное?

— Да, можно сказать и так, — ответил заместитель начальника колонии. — Там работал один заключенный, так его изрубило в куски.

Интерком отключился.

— Черт! — выругался Клеменз, осушил свой стакан, поставил его на столик и повернулся к гостье. — Прошу прощения. Мне нужно идти. Это мой долг.

Немного расстроенная, Рипли взяла стакан.

— А мне уже стала нравиться наша беседа. В отличие от всего другого.

— Неужели ты думаешь, что мне хочется уходить? — пробормотал Клеменз, хлопнув дверцей шкафчика и начиная переодеваться.

— Может, мне пойти с тобой?

— Лучше не надо. — Клеменз покосился на Рипли. — Одно дело, если я сопровождаю тебя как врач, и совсем другое, если нас постоянно будут видеть вместе. К тому же ты выглядишь совершенно здоровой, и наше появление может вызвать массу вопросов. И сплетен. Чем меньше говоришь с этой публикой, тем лучше.

— Понимаю. Не могу сказать, что мне это нравится, но понимаю.

Клеменз натянул рабочие брюки.

— На Фиорине ты сможешь выжить только при соблюдении этих двух условий. К тому же я не думаю, что начальник колонии обрадуется твоему появлению. Жди меня здесь и не переживай по пустякам. — Он ободряюще улыбнулся. — Я скоро вернусь.

Рипли не произнесла больше ни слова, но вид у нее был не очень веселый.

Оказалось, что осматривать особенно нечего. Черт побери, да и хоронить тоже, подумал Клеменз, окинув взглядом следы кровавой трагедии. Причина смерти была совершенно очевидна. Замершие лопасти вентилятора и стенки воздуховода блестели пятнами крови.

И все же что-то здесь было не так. Время от времени заключенные получали травмы, упав с металлических мостиков, наткнувшись на рваный лист металла или пытаясь оседлать волну в неспокойном заливе, но все очень хорошо знали об опасностях, подстерегавших их в законсервированных шахтах, и старательно их избегали. К числу таких опасностей относился и гигантский вентилятор, не заметить который было невозможно.

С другой стороны, отсюда совсем не следовало, что несчастный случай произошел не по вине Мерфи. Может быть, он бежал или поскользнулся на гладкой поверхности воздуховода или хотел протереть шваброй лопасти работающего вентилятора. Скорее всего, он поскользнулся или вращающиеся лопасти зацепили его за одежду. Конечно, как произошла трагедия на самом деле, никто никогда не узнает. Посылать на чистку воздуховода двоих не имело смысла, поэтому Мерфи и работал один.