Алан Фостер - Чужой-3 (перевод А.К. Андреева)

Рипли искоса взглянула на Диллона.

— Чего же именно вы ждете?

Казалось, ответ был готов заранее. Совершенно серьезно Диллон ответил:

— Мы ждем, когда Господь снизойдет и отпустит грехи рабов своих.

Рипли насупила брови:

— Боюсь, вам придется ждать долго.

Некоторое время спустя Клеменз показал Рипли конференц-зал, обращая внимание на те несуразности, которые, по его мнению, могли ее заинтересовать. В огромном зале кроме них и заключенного Мартина, который не спеша подметал

пол, не было никого. Клеменз и Рипли сели.

— Что вы знаете об истории этого комплекса?

— Только то, что рассказали мне вы и Эндрюз. Кое-что я слышала от заключенных.

— Да, я видел, как вы разговаривали с Диллоном. — Из металлической фляжки Клеменз налил себе немного виски, зачем-то посмотрел на потолок, неясно вырисовывавшийся высоко над четвертым ярусом. — С точки зрения психолога это довольно любопытное явление. Лет пять назад Диллон и все остальные вдруг стали исповедовать своеобразную религию.

— Что за религия?

Клеменз отпил глоток.

— Точно не знаю. Трудно сформулировать. Какой-то новый вариант древнего апокалиптического христианского фундаментализма. Что-то в этом роде.

— Гм-м-м.

— Вот именно. История этого дела такова. Когда Компания объявила о консервации комплекса, Диллон и все новообращенные выразили желание остаться. Компания умеет видеть свою выгоду. Им поручили присматривать за оставленным имуществом и вместе с двумя надзирателями и фельдшером оставили на Фиорине. — Клеменз жестом обвел пустой зал. — Так мы здесь и оказались. Не самый плохой вариант. Нас никто не проверяет, нам никто на досаждает. Проходящие мимо Фиорины космические транспорты регулярно поставляют сюда самое необходимое. Нам позволено пользоваться всем, что найдем на планете. К тому же Компания выплачивает минимальную зарплату — ставку сторожа — в течение всего срока, а это куда больше, чем заключенный может заработать на Земле.

В нашем распоряжении видеофильмы и библиотека, да еще и собственная религия. Продуктов больше чем достаточно, хотя пища разнообразием не отличается. Вода сносная. Если регулярно бриться, то вши не очень досаждают. Опасных для человека местных форм жизни немного, да и внутрь комплекса они не могут проникнуть. Если бы не климат, тут было бы почти приятно.

Рипли рассеянно отпила глоток виски.

— Ну а вы сами? Как вас угораздило занять столь высокий пост?

Клеменз повертел в руках стаканчик.

— Понимаю, вам трудно в это поверить, но мое сегодняшнее положение в сущности меня вполне устраивает. Мне нравится быть одному. Мне нравится, когда на меня никто не обращает внимания. Фиори-на — идеальное место для того, кто любит одиночество. Я сам распоряжаюсь своим временем, пока кто-то не заболеет или не получит травму, а это случается гораздо реже, чем можно было бы предположить. Я могу читать, смотреть фильмы, разгуливать по комплексу или закрыться в своей комнате и хохотать до упаду. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Это намного лучше, чем постоянно ощущать взгляд садиста-надзирателя или круглые сутки принимать хныкающих заключенных. — Клеменз кивком показал на голову Рипли. — Как вам нравится новая прическа?

Рипли осторожно провела ладонью по голому черепу.

— Странное ощущение. Кажется, будто волосы еще на месте, а протянешь руку — ничего нет.

Клеменз понимающе кивнул.

— После ампутации ноги человеку тоже кажется, что он все еще ее чувствует. Человеческий организм — забавная машина, а разум — в тысячу раз забавнее.

Клеменз осушил свой стаканчик и заглянул Рипли в глаза.

— Ну а теперь, после того как я ради вас рисковал испортить свои и без того не идеальные отношения с нашим добрым начальником и поведал вам довольно банальную историю Фурии-361, не объясните ли мне, что вы искали в трупе девочки? И почему было необходимо кремировать тела?

Рипли открыла было рот, но Клеменз протестующе поднял руку:

— И пожалуйста, не повторяйте этой чепухи насчет противных вирусов. Эндрюз был прав. Если тела заморожены, любые вирусы не страшны. Но вам этого показалось недостаточно. Интересно, почему?

Рипли кивнула, отставила стаканчик и повернулась к Клемензу.

— Хорошо. Но прежде я хотела бы кое-что уточнить.

Клеменз недоуменно поднял брови:

— Что именно?

— Я вам нравлюсь?

Клеменз прищурился. Он размышлял над ответом и вдруг неожиданно для самого себя, как бы со стороны, услышал собственный голос. Впечатление было такое, будто его губы и язык решили функционировать независимо от мозга. К своему удивлению, он обнаружил, что это не так уж и плохо.

— В каком смысле?

— В том самом.

Оказалось, что Вселенная все еще полна чудес, хотя неизменно облачное небо Фиорины и пыталось их скрыть.

— Вы довольно прямолинейны. Такими вопросами можно привести в немалое замешательство человека, склонного, как я уже говорил, к одиночеству.

— Прошу прощения. Но я по-другому не умею. Слишком долго была оторвана от Земли.

— Понимаю. Я тоже, — пробормотал Клеменз.

— У меня нет времени на то, чтобы ходить вокруг да около. У меня никогда нет времени ни на что, кроме самого важного. Мне пришлось этому научиться.

Клеменз наполнил оба стаканчика, поднял свой, покрутил его и принялся внимательно изучать крохотный водоворот, но тот так и не подсказал ему ответа.

Каждая лопасть вентилятора была в два человеческих роста. Такие гигантские вентиляторы пришлось устанавливать, чтобы засасывать пыльный воздух с поверхности Фиорины, фильтровать, очищать и дезинфицировать его и лишь после этого подавать в шахты, производственные и жилые помещения. Но и эта система воздухоочистки оказалась несовершенной, потому что атмосфера Фиорины была слишком грязной.

Всего на комплексе было десять вентиляторов, по одному на каждую шахту. Из них восемь стояли, а два работали в половину мощности, нагнетая очищенный воздух в западный сектор комплекса.

Нос и рот Мерфи закрывал респиратор, и тем не менее, не отрываясь от работы, он умудрялся напевать. Дышать неочищенным воздухом Фиорины без респиратора было невозможно. Стенки воздуховода вблизи вентилятора постоянно покрывались толстым слоем угольной пыли. Мерфи очищал воздуховод лазерной горелкой, провожая глазами куски слежавшейся пыли, которые поток воздуха вырывал у него из-под ног и уносил к фильтрам. Это была не лучшая работа, но и не самая плохая. Мерфи не спешил и делал свое дело на совесть. Не потому, что он придавал ему очень большое значение или боялся, как бы с минуты на минуту не нагрянули инспекторы Компании, а лишь по той причине, что, как только он разделается с этой работой, ему непременно дадут другую. Выгоднее было идеально вылизать стенки этого воздуховода и потратить здесь по возможности больше времени.