Алан Фостер - Чужой-3 (перевод А.К. Андреева)

Рипли закрыла глаза и снова встала под обильные струи душа. Она всегда считала, что главными достижениями человеческой цивилизации за последние десять тысяч лет были речь, письменность и водопровод.

За стенами душевой Рипли поджидали смертельно опасные старые и менее опасные новые проблемы, хотя в сравнении с тем, что она уже пережила, последние казались совсем ничтожными. Клеменз, Эндрюз и все остальные не понимали, да и не могли понять этого, а она чувствовала, что именно на ней лежит ответственность за все население Фиорины.

После всего пережитого перспектива провести несколько недель в компании отъявленных уголовников пугала ее не больше, чем прогулка по парку в солнечный день.

Заключенные принимали пищу в помещении, которое прежде было столовой для руководящего состава комплекса. Конечно, для удовлетворения их скромных потребностей помещение было великовато. Даже лишенный дорогой обстановки и украшений, зал производил сильное впечатление. Правда, меню претерпело еще более радикальные изменения, но жалобы заключенных были редки и не слишком настойчивы. Конечно, здесь подавали пищу не для гурманов, зато ее было вдоволь. Компания не баловала рабов, стороживших ее добро, но и не позволяла им умереть с голоду.

Они могли есть, когда хотели, в установленные отрезки времени. Места здесь было с избытком, поэтому обычно заключенные собирались небольшими группками. Некоторые предпочитали питаться в одиночестве. К желанию уединиться здесь всегда относились с уважением. В условиях Фиорины небезопасно было навязывать человеку разговор против его воли.

Диллон взял подогреваемый поднос и оглядел столовую. Заключенные поглощали пищу, переговариваясь с напускной оживленностью. Как обычно, начальник колонии и его заместитель ели в той же столовой, только чуть в стороне от своих подопечных. Ни слова не говоря, Диллон направился к столу, где уже сидели трое его мрачных собратьев. Нет, не мрачных, поправил себя Диллон. Скорее поссорившихся.

Что ж, на Фиорине это вовсе не редкость. Тем не менее Диллона заинтересовало, что послужило причиной ссоры.

Когда большая тень Диллона упала на стол, Голик, подняв голову, переглянулся со своими друзьями Боггзом и Рейнзом. Диллон сел на свободный стул, а остальные трое с преувеличенным усердием занялись своим нехитрым обедом. Никто не возражал против присутствия Диллона, но никто и не выразил по этому поводу восторга.

Какое-то время все четверо молча жевали. Диллон не сводил с приятелей пристального взгляда. Те чувствовали его взгляд и тем не менее отмалчивались.

Первым не выдержал Диллон. Не донеся ложку до рта, он повернулся к Боггзу:

— Ну ладно, кончайте играть в молчанку. Сейчас обед, время общения, а не самосозерцания. Все уже давно болтают, что у вас что-то не так. Может, сами расскажете, в чем дело?

Боггз отвел взгляд в сторону, а Голик уткнулся в свою тарелку. Диллон не повышал голоса, но нетрудно было видеть, что он раздражен.

— Говорю вам, поделитесь со мной, братья. Вы хорошо знаете меня и, стало быть, понимаете, что меня не переупрямить. Я чувствую, у вас что-то стряслось, и хочу вам помочь, всего лишь помочь. — Огромный кулак Диллона лег на стол рядом с его подносом. — Оставьте греховные помыслы, очистите свою совесть. Расскажите, что случилось.

Рейнз помялся, потом бросил вилку и отодвинул свой поднос к середине стола.

— Значит, ты хочешь знать, что произошло? Скажу. Я уже понял, как здесь надо жить. Никогда не думал, что придется учиться такому, но вот пришлось. Я ничего не имею против темноты, я привык ко вшам, мне наплевать на изоляцию и на глупую трепотню, будто бы в машинном отделении живут привидения. Но мне надоел Голик, — выпалил Рейнз и кивнул в сторону Голика, который с блаженным выражением лица как ни в чем не бывало уписывал за обе щеки свой обед.

Диллон повернулся к Боггзу:

— И ты тоже так думаешь?

Боггз еще с минуту беспокойно ковырял в своей тарелке, потом поднял голову:

— Я тут ни при чем. Не я заварил кашу. Я просто хочу работать, как все, и благополучно дожить до конца своего срока.

Диллон, опершись на стол, подался вперед; стол опасно заскрипел под его тяжестью.

— Я спросил, что ты сам думаешь об этой истории?

— Ладно, скажу. Скажу. Слушай, этот тип сошел с ума. Мне наплевать на то, что говорит Клеменз или что написано в казенных бумагах. Он самый настоящий псих. Может, раньше, когда его только приволокли сюда, он таким не был, но сейчас он псих. Не знаю, планета на него так повлияла или наша жизнь, а может, и то и другое. И бегает он, как сумасшедший, а от него потом воняет. Я с ним больше никуда не пойду. Ни на берег, ни проверять шахты, никуда. И никто меня не заставит, — вызывающе закончил он. — Я знаю свои права.

— Свои права? — Диллон чуть заметно улыбнулся. — Ну да, конечно, твои права. — Он повернулся к Голику. — А ты ничего не хочешь сказать в свою защиту?

Голик поднял голову и по-идиотски оскалился. На его толстых губах повисли остатки пищи. Потом он равнодушно пожал плечами и снова уткнулся в тарелку.

Внимательно проследив за реакцией Богтза и Рейнза, Диллон сказал:

— То, что Голик не любит болтать, еще не означает, что он сумасшедший. Может, он просто неразговорчивый. Честно говоря, мне всегда казалось, что он выражает свои мысли не хуже любого из нас. Мы все не ораторы.

— Ладно, скорей добирайся до сути, — мрачно проворчал Боггз.

— А суть дела в том, что он как работал, так и будет работать с вами. Он член вашей бригады и останется им до тех пор, пока его не переведут в другую бригаду или пока он не совершит более серьезный проступок, чем игра в молчанку. У вас есть работа. Поверьте мне на слово, скоро вы привыкнете к Голику и перестанете замечать его странности. Он всего лишь такой же бедолага, такой же несчастный, страдающий сукин сын, как и мы с вами. Если он сумасшедший, то и все мы тоже.

— Только уж очень противно от него воняет, — с отвращением заметил Рейнз.

— И он псих, — добавил Боггз, оставшись при своем мнении.

Диллон выпрямился.

— Слушайте, не делайте из мухи слона. Я сталкивался с подобными историями и раньше. Что-нибудь в этом роде всегда бывает, если ты не занят по горло работой. Сначала начинаешь придираться к еде, потом ко вшам, потом к товарищу. Голик не похож на вас, только и всего. Но он не лучше и не хуже любого другого.

— Вонючий козел, — пробормотал Рейнз.

Диллон строго посмотрел на него:

— В шахте никто из нас не благоухает розами. Выбрось эти дерьмовые мысли из головы. У вас есть работа. У всех троих. И неплохая.

— Мы ее не просили, — проворчал Боггз.

— Здесь никто ни о чем не просит. Берите то, что дают, и старайтесь выполнить свою работу получше. Только так можно выжить. Это относится и к тебе, и к нему, и к любому другому. Наша колония — не тюрьма в Солнечной системе. Тут, если взбунтуетесь, ни один репортер не прибежит выслушивать ваши жалобы. Просто наживете кучу неприятностей. Или распрощаетесь с жизнью.