Жозеф Рони-старший - Звездоплаватели (авторский сборник)

21 апреля . На часах 7.33. космический завтрак: жидкий шоколад, хлеб и сахар. Все химически синтезировано и полностью стерильно.

Автоматы увеличили содержания кислорода в воздухе, для улучшения аппетита и поднятия настроения. Смотрю на обоих своих товарищей с необыкновенной нежностью: в этой бескрайней пустыне, где на миллионы парсеков ни одной живой души, они стали мне ближе, чем родные братья.

Антуан Лург. Когда на него смотришь, начинает казаться, что он даже в детстве был таким же насупленным как сейчас, но под суровым обликом прячется веселый и незлобивый нрав. Иногда, бывает совершенно неожиданно, на него нападает безудержная веселость, и он смеется и радуется, всем своим видом напоминая игривого жеребенка. Хотя Лург очень высок ростом, походка у него плавная, чуть враскачку. Черные, как смоль, волосы покрывают грубо высеченную продолговатую голову, обрамляя лицо с чертами типичного скандинава. Глаза похожи на два уголька, а подбородок напоминает почерневшую пеньковую трубку. Очень противоречивые черты. Слова его всегда точны, и он ничего не говорит, хорошенько не обдумав. Математик.

Жан Каваль. Рыжий, лохматый, похожий на лиса. Даже волосы его напоминают лисью шерсть. Ясными звездами сияют серо-зеленые глаза. Лицо белое, похожее на деревенский сыр, покрытый розоватой пленкой. Широкий улыбчивый рот придает жизнерадостность всему его облику. Добрейшее существо, большой любитель уединиться с красками и кистями, всей душой ненавидит математику и физику. Но несмотря на это, он волшебным образом разбирается и в той и в другой и видит безмерно большие и малые величины, вопреки вражде с дифференциальным и интегральным исчислением, со скоростью молнии производя в уме сложнейшие расчеты. Он утверждает, что цифры встают перед ним огненными рунами.

А вот и я, Жак Лаверанд. Самый обыкновенный человек, интересующийся всем подряд, кавалер Единорога. Под внешностью южанина тщательно скрываю холодный темперамент. Вьющиеся локонами волосы, глаза и борода у меня черные, как антрацит, будто ваш покорный слуга вырос где-то в Мавритании. Примечателен также нос заправского пирата.

Мы все вместе учились в школе и нас постоянно задирали хулиганы, наверное, с тех самых пор мы друзья, хотя нас и связывают не столько пылкие чувства, сколько преданность друг другу. Наверное, уже в сотый раз Антуан начинает спор:

— Это не доказуемо, быть может, только Земля породила жизнь… И тогда, конечно…

— Конечно, и тогда Солнце, Луна и звезды, все создано исключительно для нее! — закипает Жан. — Чушь! Жизнь есть везде!

— Так оно и есть, — соглашаюсь с Жаном я, утвердительный взмахивая рукой.

Антуан с хмурой усмешкой изрекает:

— Ну конечно, я тебя понимаю дружище. Ты всегда твердишь про общность всех элементов Вселенной, только разве это гарантирует возникновение жизни?

— Я верю в нее, как в то, что существую!

— А разве это доказательство наличия в космосе других видов разумных мыслящих?

— И мыслящих и немыслящих… На Земле представлены все формы жизни, а потому в месте, где зародилась жизнь будет все, от бактерий до млекопитающих. Хотя я не исключаю возможность найти и такие виды, перед которыми наше мышление будет подобно мышлению краба.

— Благодарю Вас за краба, — церемонно склонился Жан. — Я питал к ним уважительные чувства и любил в детстве.

— Пятьдесят полетов на Луну и никаких результатов, — не унимался Антуан.

— Может быть, плохо искали, а может, жизнь там представлена отличными от наших формами.

— Да она и не может быть похожей! — вскричал Антуан с укоризной. — На Луне есть все те же самые основные элементы, что и на Земле. Скорее всего, жизнь развивалась быстрее, чем у нас, — то, что меньше растет, живет и умирает раньше, чем то, что крупнее…

— Если бы на Луне были моря, озера и реки, тогда бы ее покрывала атмосфера… Разве мы не убедились в том, что ничего этого нет?

— А если это было миллиарды лет назад? За такое время и ископаемые остатки мира, подобного нашему, пропали бы бесследно.

— Да, безусловно, кости растворились, не создалось условий для окаменения останков. Но какие-то следы должны были остаться!

— Бесполезно спорить и пререкаться. Мы же летим на Марс! И что касается его, то стереотип развития должен более походить на наш. Загрузка…

— А разве кто-то сомневается в этом? — спросил Антуан. — Именно поэтому-то я и направляюсь туда.

— Вранье! — отрезал Жан. — Вы пустились в путешествие из спортивного интереса и жажды славы. Вам очень хочется быть первыми людьми, которые побывают на Марсе! Ну и что ж? Даже хорошо, что мы авантюристы, как те первопроходцы на каравеллах!..

Тянулись дни, один длиннее и однообразнее другого, растворяясь в черной бездне Вселенной, среди вечного, неведомого. Пространство, что же еще прячет оно в себе? Мы не знали этого, так же как не знали те, кто верил в безжизненность его, и те, кто фантазировал о мирах четырех, пяти, шести измерении, как не знали Зенон и Декарт, Лейбниц и наш Арено — завоеватель межпланетных просторов.

Однажды утром Антуан воскликнул:

— Смотрите, друзья, Марс уже не похож на звезду!

В нашей однообразной жизни эта малость показалась великим событием. С этого дня каждое утро мы жадными глазами измеряли величину Марса. Чем больше проходило времени, тем более отчетливо прочитывалась форма красной планеты. Если смотреть на Марс невооруженным глазом, он кажется похожим на маленькую Луну, сначала такую, что казался точкой по сравнению с нашей, но явно шарообразной. После трех или четырех дней, точка совершенно явно увеличилась и, наконец, диаметр Марса достиг уже пятой части диаметра нашей Луны. Теперь это был маленький красный месяц.

— Так и хочется сравнить, — сказал Жан. — Марс — точно маленькие женские часики, а наша Луна — как большой серьезный хронометр.

С каждым новым днем, постоянно увеличиваясь в размерах, красная планета уже превышала размерами и Луну, и Солнце. В телескоп мы разглядывали поверхность Марса: горные массивы, просторные равнины, гладкие плоскости, может быть, вода или лед, какие-то белые поверхности, — вполне быть может снег.

Невооруженным глазом виден завораживающий алый диск в 20, 50 и, наконец, в 100 раз больше Луны.

Вблизи Марс оказался не таким ярким. По мере приближения к нему он то блестел, как начищенный медный таз, то бледнел, потом стал темноватым, а теперь кажется, что он состоит из металла, смешанного с глиной, в окраске сохранился только красный тон и разноцветные пятна. Вокруг танцуют два спутника Марса.

1 июня . Наша скорость увеличивается. Звезд мы уже не видим. Марс для нас теперь уже целый мир, хотя еще и очень далекий. Он дразнит неясными очертаниями гор, равнинами, большими долинами, которые приближаются все быстрее.