Жозеф Рони-старший - Звездоплаватели (авторский сборник)

Глядя на золотоволосую красавицу, виконт де Мара постоянно возвращался мыслями к опасностям, подстерегавшим экспедицию. Но меньше всего тревожила его собственная судьба: он терзался от беспокойства за сидевшую подле него девушку, чья участь — в случае провала всей затеи — могла оказаться неизмеримо ужаснее, чем у любого из мужчин.

Он клял себя за то, что не выступил против ее участия в экспедиции, а — более того — радовался возможности ежедневно видеть ее рядом.

Он мечтал покорить сердце Мьюриэл, совершая у нее на глазах бесчисленные подвиги — и вот чем обернулись его эгоистические мечты!

Девушка перевела взгляд на семейство павианов, подобравшихся почти вплотную к кострам, и спросила:

— Чем бы помочь этим бедолагам?

— Мы уже помогли им своим присутствием, — ответил Филипп. — Они боятся хищных горилл, а в нас видят защитников, иначе павианы не стали бы подходить так близко к огню.

— Но ведь те их не трогают, хотя эта семейка для них прекрасная добыча, — возразила девушка.

Филипп пожал плечами.

— Вероятно, гориллам хватило дохлого льва: они каким-то образом ухитрились утащить тушу. Да еще, возможно, берегут стрелы… — Он замолчал, не договорив.

— Ну да, для нас, — закончила его мысль Мьюриэл.

В тоне ее голоса Филипп не уловил ни тени страха: подобно первобытным существам девушка принимала действительность такой, как она есть. Филипп подумал, что, вероятно, это последняя ночь, которую он может провести возле прекрасной девы, наслаждаясь ее поэтическим очарованием, трагически острым после гнетущих событий этого дня. Он постарался навеки запечатлеть в душе звездное небо, мерцающий свет костра и волшебное существо, словно сошедшее в мир из древних легенд.

На рассвете Гертон сменил очередного дежурного и вместе с тремя неграми приступил к охране лагеря.

В этот предрассветный час лес жил своей привычной жизнью: тьма укрывала разворачивавшиеся под его сенью драмы, но доносившиеся до людей звуки говорили о том, что пора торжества смерти все еще продолжается. Рычание охотников и жалобные вопли добычи, топот погони и хруст перегрызаемых костей вызывали невольное содрогание перед жутким ликом первобытного мира, где гибель многих питает жизнь меньшинства, созданного для убийства.

Внимая этой какофонии, Гертон думал о том, как странно распорядился Создатель, сотворив одних тварей на потребу другим, наделив при этом несчастных известным очарованием и способностью осознавать свою участь. Как жестока судьба к своим творениям…

На постепенно светлевшем небе резче обозначилась верхняя кромка лесной стены, душераздирающие звуки утихли, и наступила благостная тишина, заполненная невыразимо прекрасными ароматами. В них ощущалась свежесть водного источника, сладость музыки, терпкость прекрасного женского тела. Временами эти фимиамы налетали со скоростью охотившегося льва, а затем ускользали, как исчезавшая в траве змея…

Чем ярче становился рассвет, тем все более тяжелая тревога одолевала Айронкастлем: он не мог понять, какая сила заставила его согласиться на участие дочери в этом диком предприятии.

«Вот уж точно, если Бог захочет наказать, то он прежде всего отнимет разум», — под бременем запоздалого раскаяния думал несчастный отец. Вероятно, он не мог огорчить отказом свою последнюю отраду — любимую дочь — в память о сыновьях, погибших у берегов Испании при взрыве эсминца «Гремящий». Именно поэтому в своих блужданиях по миру он всегда брал, к ее радости, и Мьюриэл: суеверный отец боялся хотя бы ненадолго оставить ее без своего присмотра.

Испарения леса породили туман. Он пополз от деревьев, исказил очертания предметов и накрыл призрачной пеленой след былого пожарища, превратив выжженный коридор в белую реку.

Теперь гориллы могли бы беспрепятственно подобраться к лагерю… Переведя взгляд на спокойно спящих павианов, Гертон решил, что это случится не сейчас. И тем не менее, он с болью подумал, что станется с Мьюриэл, если чудовищные твари схватят ее.

Стайка шакалов протрусила мимо костров. В свете огня мелькнули любопытные глаза, черные косы и острые уши зверей, так похожих обликом на обычных собак. Гертон с удивлением обнаружил, что испытывает к ним нечто вроде симпатии. Невесело усмехнувшись, он подумал, что даже львы кажутся ему теперь вполне безобидными зверями после того, как он познакомился с теми, в кого превратились здесь обычные гориллы.

С первыми лучами солнца туман растаял, одновременно ушла из леса и тишина: радостный свет поведал миллионам существ, уцелевшим в круговерти рока, что они живы и могут радоваться новому дню. Вспомнив свои ночные страхи, Гертон усмехнулся, чувствуя как вновь возрождается к борьбе его душа, вынул из кармана томик Библии, свой талисман и опору, и раскрыл его наудачу.

33. «И превратит Он реки в пустыни, и иссякнут источники;

34. И бесплодной станет земля, носящая злых.

35. А пустыни превратит Он в водное пространство и иссохшую землю в источники.

36. И поселит Он там тех, кто алкал и жаждал».

Гертон произнес простые слова молитвы, призывая божью благодать на своих близких, и закрыл томик: реалистический подход к жизни не мешал ему быть в меру религиозным и в то же время полностью полагаться на достижения науки.

Его продолжали одолевать мысли о судьбе экспедиции: постоянная угроза гибели людей и животных от отравленных стрел горилл ставила на ней крест. Гертон решил, что против яда стоит попробовать прижигание — вот только на ком?

Невеселые мысли Айронкастля прервало прикосновение ласковых рук: сзади к нему неслышно подошла Мьюриэл. Он оглянулся. Лагерь уже не казался безлюдным: негры начали кормить животных, белые участники похода, позевывая, выбирались из палаток.

Гертон поцеловал дочь в лоб и тихо произнес:

— Мне очень жаль, девочка, что я не оставил тебя дома.

Она рассмеялась.

— Конечно, там не такая экзотика, но кто даст гарантии, что дома безопасно? Всякое ведь может случиться! Ну-ка, посмотрим. — Она взяла из рук отца Библию и, также как он открыв ее наугад, прочла: — «…и освободит тебя из охотничьих капканов и от злой смерти избавит тебя». — Видишь, как оптимистично звучит?

— Верно, сестренка! — одобрил ее слова басовитый голос Сида. — Поскольку никто и нигде не застрахован от неприятностей, это не повод отказаться от приключений! Что может произойти дома? Ну поезд сойдет с рельсов, ну у самолета при посадке не выскочит шасси, ну кто-то чем-то отравится — все кончается обычными житейскими неприятностями, и все! Привычная рутина и никакой фантазии.

— А что ты скажешь о политических переворотах? — включился в игру подошедший Филипп.