Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

Надзиратель Катя подскочил и женским голосом пропел:

- Воспитанники Андрей Корда-а… Виктор Липун… Феликс Юма-а… Александр Кулик! Ша-а-а-аг… впрёт!

Загорелый Андрюшка беспомощно оглянулся на ребят и, припадая на забинтованное колено, шагнул из строя. И ещё трое шагнули, незнакомые мальчику. Один - совсем малыш, даже непонятно, как такой оказался в лицее. Он испуганно вертел круглой стриженой головой с большими ушами.

Ко всем четырём подошли надзиратели, взяли ребят за плечи и вывели на середину двора.

- Эти четверо, - деревянно произнёс Чуф, - будут наказаны первыми. Сейчас их запрут в штрафном каземате, а после необходимых формальностей и воспитательных бесед их направят в трудовую школу на острове Крабий Глаз. Так нам велено, и так будет, а если этот печальный пример не…

- Они не виноваты! - звонко сказали из рядов.

- Ма-а-алчать! - запел Катя.

- А если этот печальный пример…

- Бандюги! Он же совсем малёк, - сказали в строю. Видимо, про ушастенького.

- Ма-а-алчать! - Катя вытянулся на носках. - Имейте в виду! В крайнем случае нам разрешено применять электрощупы!

Строй замер. Но почти сразу опять прорезался голос:

- Какой храбрый с пацанами! Где ты был, когда воевали?

- В отряде умиротворения! - крикнули из задней шеренги.

- В интендантской конторе, ворюга!

- Молчать! - это крикнул уже директор. - Разойдись! По классам! Марш!

Строй стал медленно разваливаться. А четверых повели к приземистой железной дверце.

Страшная мысль ударила мальчика. Так, что он едва удержался на ступеньках. Вдруг ребята решат, что это он выдал мальчишек? Всё вынюхал и донёс!

Эта мысль была такая отчаянная, что мальчик бросился искать Музыканта или кого-нибудь ещё из новых знакомых. Но двор быстро опустел.

Мальчик промучился до вечера - то во дворе, то дома.

- Ты заболел? - тревожилась мама.

- Нет. Просто скучно.

- Ничего. Скоро поедем к дедушке в Чайную Пристань.

- Папа, а что за школа на острове Крабий Глаз? - спросил мальчик, когда вернулся отец.

- Это не школа, а тюрьма.

- А этих ребят… Их правда отправят туда?

- Ох да помолчи ты… - со стоном сказал отец.

Вечером, когда двор был уже в глубокой тени и остывали камни, мальчик увидел у старой пушки Музыканта, Лётчика и Денька. Он подбежал, остановился и заплакал:

- Вы, наверно, думаете, что это я? Честное слово… Я же клятву давал…

- Что? - удивился Денёк. - Ты о чём? Да перестань ты реветь, пожалуйста! Кто на тебя думает?

- Катя, сволочь, выследил, - сказал Лётчик. - Морда фаянсовая…

Мальчик всхлипнул. И стыдно было за слёзы, и радостно, что верят ему.

- Может, попросить папу, чтобы заступился за ребят? - неуверенно предложил он.

- А что твой папа сделает? - хмуро отозвался Музыкант. - Он кто? Учитель черчения. Он даже не в лицейском совете. Выгонят с работы - и крышка.

- Он говорит, что на Крабьем Глазе тюрьма, - пробормотал мальчик.

- Ребятам ещё до этой тюрьмы достанется, - сказал Денёк и пошевелил плечами. - Воспитательные беседы… Знаешь, что такое электрощуп?

Мальчик кивнул. Электрощупы были у пастухов, которые охраняли табуны в степи под Чайной Пристанью. Мальчик видел, когда был у дедушки. Электрощуп напоминает спиннинг с коротким удилищем. Круглый разрядник похож на катушку. Конец у щупа гибкий и всегда дрожит… Мальчик помнил, как пастух задел этим концом непослушного жеребёнка. Тот даже не заржал, а вскрикнул по-ребячьи. Опрокинулся на спину и забился…

Неужели так можно? Каменная каморка, некуда деться, те четверо сжались в углу, а эти гибкие жалящие концы всё ближе, ближе…

- Нет… - прошептал мальчик.

- Что «нет»? - зло усмехнулся Лётчик.- Год назад было бы «нет». Они тогда не смели… Я говорил тебе, Музыкант, не надо выбрасывать оружие. Если этот шкет Фелька не выдержит и расскажет про всех, кто был в Городе, завтра что будет?

- А давайте завтра поднимемся все! - Денёк стукнул кулаком по пушке. - Если все разом, мы справимся! И щупы пообломаем, и ребят освободим…

- И через полчаса явится отряд умиротворения, - сказал Лётчик. - Я говорил, не надо выбрасывать пистолеты.

- Выбросили, чтобы не стрелять друг в друга, - ответил Музыкант. - И ничего другого тогда нельзя было сделать.

- «Тогда»… А что делать сейчас?

- Да, - согласился Музыкант. - Сейчас оружие пригодилось бы.

У мальчика сердце билось, как горошина в погремушке. Потому что он понял: пришла пора сказать о своей главной тайне. Это была не детская тайна. Дело пахло не игрой, он это понимал. Но он же поклялся, что будет вместе со всеми. И четверо сжались в каземате, ждут…

- У нас в квартире есть глухая кладовка, - сказал мальчик.

- Ну и что? - сумрачно спросил Лётчик.

- Там в углу, над полками, такая квадратная дыра с решёткой. Вентиляция. Решётку я вынимал, в дыру залазил. Там такой узкий проход. Вернее, пролаз… Я люблю везде лазить.

- Знаем, - буркнул Лётчик.

- Дальше, - попросил Денёк.

- Я ползал по нему. Он длинный такой, и трудно ползти, но я один раз добрался до конца. Там подвал, комната запертая… И в ней карабины.

- Что? - быстро спросил Музыкант.

- Карабины со штыками. И железные ящики с патронами. Раньше старших курсантов учили стрелять.

Музыкант, Лётчик и Денёк быстро оглянулись. Музыкант положил мальчику на плечи твёрдые ладони. Будто младшему братишке.

- Ты молодчина. Я сразу понял, что ты такой, ты похож…

- На кого?

Музыкант коротко улыбнулся:

- На хорошего человека… А много там карабинов?

- Штук тридцать… Только я боюсь…

- Не бойся, - успокоил Музыкант. - Мы всё сами сделаем, про тебя никто не узнает.

- Да я не этого боюсь. Ход очень кривой. Я прямо замучился, пока полз. - Он улыбнулся: - Извивался, как моя ящерка. А карабины-то прямые, длинные, могут не пролезть.

Мальчишки переглянулись.

- Думайте, - сказал Музыкант.

- Что думать. Пополам не сломаешь, - огрызнулся Лётчик.

Денёк неуверенно спросил:

- А если снять штыки и отвинтить приклады? Может, протащим?

Мальчик подумал.

- Да, - сказал он. - Тогда можно.

Ёлка была большая, украшали её долго. За окнами давно стемнело. Директор наконец сказал дежурным пятиклассникам, что они могут идти домой. Их учительницу он тоже отпустил. Она в глубине души была довольна, однако суховато спросила:

- Как же так? Дети не кончили работу.

- Ничего. Я останусь, и мы кончим.

Она не удержалась:

- Простите, директор Яр. Вы и… кто ещё?

- Мои ребята.

Учительница поджала губы. То есть она улыбнулась, но мысленно поджала губы. Но даже мысленно она не позволила себе произнести слово «любимчики». Это была пожилая опытная учительница, строгая к другим и к себе. Она гордилась тем, что всегда была справедливой. Другой вопрос, что справедливость эта часто была причиной ребячьих слёз. Зато никто не мог упрекнуть её в необъективном отношении к людям. Вот и сейчас она одёрнула себя: «Вовсе не любимчики. Просто давние знакомые директора. Он был дружен с этими детьми, когда ещё не работал в школе. (Хотя странно, конечно: как это можно дружить с детьми?) Говорят, они много испытали во время нашествия, спасали друг друга. Естественно, он позволяет им немного больше, чем другим школьникам…»