В. Бирюк - Расстрижонка

Боголюбский «пошутил» — кинул «Зверю Лютому» «косточку сахарную» — Стрелку. И грызёт её «Зверь», урчит от радости. Отобрать? — Да без проблем! Только самому её — не сгрызть, чужие «волкодавы» придут. А тем не только эта «косточка» нужна, те и за горло взять не побрезгуют.

Ваньку — придушить? — Да запросто! Дальше что? Своих людей туда слать? А они есть? Вон Гороховец даже и не начат вовсе. И другие князья разом взвоют: не было уговора земли новые брать! Боголюбский против правды себе кусок тянет! Ванькины люди со Стрелки разбегутся, а эмировы — заявятся: нарушение договора.

Вот лет через 6–7, когда мир с эмиром закончится, городок — приподнимется, народу соберётся много, чтобы не все разбежались… Там видно будет.

Но что же делать с жёнами? И с сыновьями? Настоящие они или поддельные? Ведь сказано же:

Бог наказывает отцов, которые: «предались постыдному, и сами стали мерзкими, как те, которых возлюбили… А хотя бы они и воспитали детей своих, отниму их, ибо горе им, когда удалюсь от них!».

Господь, Иисус Христос — оставит князя Андрея?! «Удалится» от князя, «ставшего мерзким»?

Накажет «родовым проклятием» потомков:

«Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет. Если и будут они долгожизненны, но будут почитаться за ничто, и поздняя старость их будет без почета. А если скоро умрут, не будут иметь надежды и утешения в день суда; ибо ужасен конец неправедного рода».

«…ужасен конец неправедного рода» — его, Андрея Боголюбского, рода?!

Андрей обладает удивительным свойством, отмечаемым и летописями: будучи весьма яр, беспощаден в бою, он, после боя, быстро становился разумен, всегда склонялся к миру, отнюдь не стремился продолжать усобицу. В чём противоречил, временами — резко, и отцу, и старшему брату Ростиславу (Торцу).

Так и здесь: «проведя атаку», попытавшись меня «нагнуть» угрозой смерти, он успокоился, стал говорить более размеренно.

– Ты, Иване, толкуешь о делах важных. Но — о мирских. Я же ныне о божественном, о душе своей, о грядущем суде господнем, горюю. Потому вопрос у меня прямой: можешь ли ты дать мне ясные доказательства? Мои сыны — мои или прелюбодейские? Можешь?

Да без проблем! Установление отцовства. «Чтобы знать наверняка — сдай анализ ДНК!». Срок: 1–2 дня, стоимость: от семнадцати т. руб. При цене 32 руб./г серебра, имеем… полкило. Десяток кунских гривен. Два десятка коров. Для Суждальского князя — не вопрос.

Ага. В Питере, в 21 веке.

– Нет, брат. Обманывать не хочу. Такого способа… Увы…Только — Марана. Но ты ей — не поверишь.

– Так придумай! Ты — «ума палата»! Про тебя такие сказки сказывают! Ты, де, каждый день небывальщину с невидальщиной из рукава вытягиваешь! В Янине «бой-телегу» — сделал, стрелки у тебя — луками хитрыми постреливают. Думай! Придумаешь — выпущу. Нет — будешь здесь гнить.

Да уж, летописи верно говорят: ярость его быстро проходила, но от дела своего он не отступал.

Андрей несколько мгновений возбуждённо рассматривал меня. Потом успокоился, снова замкнулся в свою скорлупу «православного светлого князя», стряхнул песок, попавший ему на халат при неудачном ударе по потолку, встал со скамейки и, тяжело опираясь на посох, шагнул к выходу.

Что-то я такое думал-думал и забыл… Что-то такое локально-актуальное… А! «Радистка Кэт»!

– Постой, брат. Есть человек, который знает досконально. От тебя ли сыны или нет — тут может быть малая доля сомнений. Но было ли прелюбодейство и с кем — наверняка. Твоя экс… э-э-э… Улита твоя.

Андрей остановился и обернулся ко мне. Начал, было снова пыхтеть носом, но взял себя в руки, успокоился.

– Она не Улита ныне, а Софья. И не моя, а богова.

Я ж и говорю: не — «ваша, Штирлиц, русская», а — «наша, герр Мюллер, русская». В смысле — ГБешная.

– И чего? Она — обет молчания приняла? Или правду говорить — ей монастырским уставом заборонено?

Моя манера ставить вопросы в непривычной, воспринимаемой как обидная, форме, привела к новому пыхтению носом. Однако Андрей снова сдержался.

О, уже привыкает. Как я и подозревал — умный мужик. Адаптивный. Ещё раз двадцать ему нахамить, остаться при этом в живых, и можно будет уже по-человечески разговаривать. Без намёков, экивоков, закидонов и этикетов.

– Туповат ты, Ванюша. Инокиню Софью Манохе отдать — не можно.

– А просто спросить — нельзя?

Андрей дёрнул шеей, вытащил из-за воротника крупинки осыпавшейся земли и повторил мне — мои же слова:

– И её «да» — ничего не значит, и её «нет» — ничего не значит, и если она скажет «не знаю» — это тоже ничего не значит.

Точно: цитирование оппоненту его собственных утверждений… обоюдоострое оружие. Будто мне же моим же плевком — в лицо плюнул.

Для Андрея получить правдивые показания от бывшей жены означает подвергнуть её порке. Это — неприемлемо. И дело не только в статусе монахини и возможной ссоре с епископом. Насколько я понимаю, он её до сих пор… «…щадил честь женщины и хранил верность супруге».

Он мне этого не скажет, это считается здесь слабостью, недостатком. А для «православного, правосудного и победоносного» светлого князя, «витязя Богородицы», привязанность к женщине земной — особенно.

Без кнута — «не верю», с кнутом — «не велю». И чего с ним таким делать? Ду-у-май, Ваня, ду-у-умай…

– Вольно — она правды не скажет. А и скажет — ты не поверишь. Под кнутом у неё правды спрашивать — ты не велишь. Экую ты сам себе ловушку построил, братец. В свою же западню и попал. Да уж… О! Вот для чего и нужен тебе, Андрейша, братец Ванечка! Чтобы тебя, само-западнянского попаданца — отпопадировать! В смысле — вытащить. Своим «лютозверским» хитроумием! Всё ж просто!

Андрей, уловив мою внезапную радость от проклюнувшегося решения нерешаемой проблемы, снова обернулся ко мне, подёргал посох в руке, вздохнул и вернулся к своей скамейке. Уселся, подобрал полы халата.

– Ну. Люто-зверский хитро-мудрец. Сказывай.

Как бы не лажануться. Всё ли я продумал? А то ведь и вправду в темнице запечатает.

Конечно, у нас на Руси и круче примеры есть. Илью Муромца вообще на три года в подземелье замуровали, землёй засыпали, брёвнами завалили. А как нужда в богатыре случилась — вылез он оттуда прямо… «на пике формы». Поскольку мир — не без добрых людей. Включая даже одну княжну. Она-то и таскала богатырю — и еду, и блинчики, и питьё, и… прочие расходные материалы. Я — про тренажёры богатырские, а не про лопушки пачками, как вы подумали.

У моих на Стрелке программа действий, как пятилетний план в поздней сесесерии: за четыре года, в три смены, двумя руками, за одну зарплату. А там, глядишь, и ко мне… досрочное придёт. Или ещё что приятное. Я про — амнистию, а не про — поллюцию, как вы подумали.