В. Бирюк - Расстрижонка

Полный двор челяди. Все на гонца — по-выскочили, уши — по-выставили. Ворота в усадьбе настежь, на улице — ещё зевак рой роится. Безобразие, разруха и непорядок.

У Цыбы в тереме… пристойно. А во дворе… Надо подровнять… это всё.

– Резан, почему у ворот навоз кучей лежит? Твоим скотам более гадить места нет? Это у тебя что? Истопник? На кой ляд нам истопник летом? Это на нём что? Лапти? Ты почто меня позоришь? Челядь вся в сапогах быть должна. Ты кто? Конюх? Так кого ты хрена конюх — коней не засёдлываешь?! Иль не слыхал — к князю ехать надобно! Бегом!

В первой жизни я так с людьми не разговаривал. Так там же люди были! А здесь-то — челядь. Привычная к вятшести, статусу, гонору. Э-эх, набрал Лазарь… челядинцев.

Нормальный боярин тянет себе слуг из вотчины. Там у них и родня, и имение кое-какое. А тут-то… набродь городская. Люди случайные, толком не проверенные. Надо будет слуг Лазарю из Всеволжска прислать. Своих марийцев. Они, конечно, по городским делам — пни лесные. Но зато — мои. А этих — туда. На трудовые подвиги. Там и поглядим.

– Ваня, а князь… ну… что ты его гонца…

После сегодняшнего разговора с Андреем… мне надо сильно гадкую гадость сделать, чтобы его отношение ко мне ещё больше переменилось.

– Ты про князя Андрея главное помни: «Он всегда к расправе и распорядку готов, для того мало спит, но много книг читает, и в советах и в расправе земской с вельможи упражняется, и детей своих прилежно тому учит, сказуя им, что честь и польза государева состоит в правосудии, расправе и храбрости».

Эти слова Татищева о Боголюбском я сегодня с утра кожей ощутил. В части близости расправы. Теперь понадеюсь на его правосудие.

Надежда — оправдалась. Едва заседлали коней, как в закрытые, было, ворота — сильно, но уместно постучали: «Княжий гонец! Отворяй».

Гонец был… качественный. И в смысле возраста, и по одежде, и конь добрый. А в глубине улицы был виден десяток гридней в боевом прикиде. Типа: на всякий случай. Ежели вдруг не просто дурак, а — с замыслом.

– Князь Суждальский Андрей Юрьевич изволит поджидать Воеводу Всеволжского Ивана Акимовича у городской пристани. Нынче.

Во блин! А у меня и из ума вон! Как пришли на двор, я велел послать сказать, чтобы ребятки лодочку переставили к пристанским воротам. И пошла моя «Белая ласточка» мимо всего города, мимо всех стрельниц замковых. Весь город на нашу «каланчу плавающую» подивился. Теперь у «Клязьменских» ворот народу…!

– По коням!

Выскочили к «перекрёстку трёх дорог от трёх ворот» и под мост. Хорошо, что у Лазаря только один приличный жеребец в хозяйстве — вот пусть сам на нём… вольтижирует. Потому что в овраге спускаться среди толп телег и дурней с разинутыми ртами…

Только сунулись в ворота городские на выход, а оттуда…

Звуки неслыханные! Львы рыкают! Откуда на Клязьме львы?! Их же ещё 15 тысяч лет назад последним обледенением…! Лошади чуть на дыбы не встали. С той стороны ворот — суетня и крики испуганные. А я никак не могу тезаурус с компендиумом к консенсусу привести: похоже на рычание большого зверя. Почему-то мне в том рыке слышатся не дикая злоба голодного крупного хищника, а родные матерные нотки… Ещё один «Зверь Лютый» нарисовался? Или у нас и львы африканские ненормативной лексикой пользуются? «Святая Русь» навеяла?

Тут снаружи вопли раздались громче и народ густо повалил внутрь. Я — коньку по рёбрам пятками и, толкая, топча людей — наружу.

Мда… Я уже говорил, что Ивашка-попадашка — глаз урагана и ядро циклона? И что это — заразно? Во-от…

В двадцати шагах от уреза воды стоит моя «Белая ласточка» с неубранными парусами. Перед её носом в воде боком на мелководье лежит какая-то полузатопленная лодчёнка. Чуть левее на берегу — толпа возбуждённого народа с разными рубящими, колющими… и просто — под руку попавшимися предметами ударного действия. На носу швертбота стоит абсолютно голый Салман, крутит по сторонам своей характерной черепушкой типа «луковка теремная», и, глядя в береговую толпу, старательно произносит «Чи-и-из!», неестественно оттопыривая губы для полноты восприятия всех его девяносто шести… хотя реально — там меньше, и не все в ряд. Потом быстренько так хлопает себя по щекам несколько раз, приседает в растопырку и нежно-многозначительно говорит: «Ку-у-у».

Народ бледнеет, некоторые — роняют, кое-кто — линяет. И с лица, и с берега. Тут с кокпита высовывается маленькая фигурка и орёт. Басом. По-львиному. Матерно. Но слов не разобрать. Отчего ещё… выразительнее. Чувствуется, что посылают. Со всей твоей подробной автобиографией. Но вот куда именно… — направление не идентифицируются.

От этого зверского рёва кони группки всадников справа от ворот, осаживают задом, прядают ушами и вообще — ведут себя непристойно. Конская группа чуть сдаёт назад, к стене речного обрыва, и я вижу: впереди, на соловом жеребце сидит князь Андрей. Сидит — как влитой. Конь под ним — даже копытами не переступает.

О кавалерийском таланте Боголюбского, редкий случай чтобы про кого из князей об этом писали, в летописи есть упоминания. В одной из битв за Киев с Изей Блескучим, Андрей, во главе своих половцев, первым ворвался в строй противника. Конь его был ранен в ноздри, отчего начал сильно метаться. Однако Андрей коня успокоил и продолжил рубку.

Ещё смолоду, в бою под Полоцком, Андрей кинулся на здоровенного немчина, чуть не погиб, но верный конь из боя вынес. И тут же пал бездыханный.

С конями Боголюбский ладил, любили они его.

– Салман! Дик! Кончай скоморошничать! Князь смотрит! Приведите себя в приличный вид!

Я загнал коняшку по колено в воду и проорал своим подчинённым приказ. Но малость опоздал: из-за раскрытого паруса высунулась двух-вихрастая голова нашего матроса с крайне шкодливым выражением на мордашке, который, глядя на толпу горожан на берегу, произнес себе под нос, что-то типа:

– А вот тебе ля-ля-ля…

После чего раскрутил и отпустил пращу.

Боярин, сидевший на коне недалеко от Боголюбского, приняв снаряд пращи на грудь, всхрапнул, как конь на водопое, и съехал с седла. Боголюбский проводил спутника задумчивым взглядом. Потом посмотрел на меня.

– Ну и…?

– Ща-ща-ща… Один момент… всё поправим, всё восстановим… Эй, на «Ласточке»! Что за дела?! Кончай бить боголюбовских! Их же ж надолго не хватит! А потом что? Давай потихоньку к берегу. И сходни князю.

Команда на «Ласточке» засуетилась, зашвырнула в меня концом каната, от чего уже я сам чуть не слетел в воду. Потом пришлось тянуть их в сторону, потому что прямо под носом у швертбота торчала полузатонувшая чья-то лодка, которую они, собственно говоря, и протаранили.

– Вы зачем лоханку потопили?