Эндрю Нортон - Космические оборотни. Сборник

Он послал за камердинером и удалился в гардеробную комнату, смежную с его кабинетом. Когда он вернулся, он был в официальном костюме президента при выполнении государственных обязанностей. Он ничего не объяснил нам. Остальные из нас остались в одежде, от которой кожа быстро становилась гусиной, и так мы отправились в Капитолий.

Заседание Конгресса было совместным, и меня сразу же обуял ужас, поскольку члены палаты представителей и сенаторы были одеты как обычно. Затем я заметил, что журналисты были в шортах и без рубашек. Я почувствовал хоть какое-то облегчение.

По-видимому, некоторые были согласны скорее умереть, чем уронить свое достоинство, причем первыми в этом списке были сенаторы. Члены палаты представителей не отставали от них. Они дали президенту полномочия, которых он добивался. «Режим голой спины» был обсужден и одобрен — но они не поняли, что он применим и к ним тоже. Ведь в конце концов, их уже обыскали. Может быть, некоторые и увидели слабость подобных рассуждений, но никто не хотел быть первым в публичном стриптизе. Они сидели напыщенные, в полном облачении.

Когда президент взошел на трибуну, воцарилась мертвая тишина. И тут случилось невероятное. Медленно и спокойно глава правительства начал снимать с себя одежду. Он остановился, когда был гол до пояса. Затем он повернулся к Конгрессу спиной, подняв руки. Только после этого он заговорил:

— Я сделал это, — сказал он, — чтобы вы могли убедиться в том, что ваш глава исполнительной власти не является марионеткой противника. — Он сделал паузу. — А можно ли это сказать о вас, господа? — Последнее слово было буквально брошено в лицо конгрессменам.

Президент поднял указующий перст.

— Марк Каммингз, вы лояльный гражданин, или шпион зомби? Снимите рубаху!

— Мистер президент… — Это была Чарита Эванс из штата Мэн, похожая на хорошенькую учительницу. Она поднялась, и я увидел, что хотя она была полностью одета, на ней было вечернее платье. Оно достигало пола, но было как можно больше вырезано сверху. Она повернулась как манекенщица. Сзади этот вырез оканчивался у основания позвоночника.

— Этого достаточно, господин президент?

— Вполне, мадам.

Каммингз ерзал в своем пиджаке. Лицо его было красным. Кто-то поднялся в середине зала — это был сенатор Готлиб. У него был такой вид, что ему следовало быть в постели. Щеки были землистыми и впалыми, губы отливали синевой. Но он заставил себя выпрямиться и с невероятным достоинством последовал примеру президента. Затем он несколько раз повернулся — на его спине была только алая отметина паразита.

— Вчера вечером, — заговорил он, — я стоял здесь и говорил такое, что лучше бы с меня живьем сорвали кожу, чем позволили сказать такое. Вчера вечером я не был хозяином самого себя. Сегодня таковым являюсь. Неужели вы не замечаете пожара Рима? — неожиданно в его руках оказался пистолет. — А ну, поднимайтесь, окружные прихлебатели, лодыри на государственных харчах. Две минуты на то, чтобы показать свою голую спину — после чего я стреляю!

Те, кто был к нему поближе, попытались схватить его за руку, но он, взмахнув пистолетом, искровавил одному из них лицо. Я выхватил свой лучемет, готовый сыграть свою роль, но в этом не было необходимости. Они поняли, что он столь же опасен, как старый бык, и отступили.

Затем весы качнулись, и конгрессмены стали сбрасывать с себя одежду, как искусные мастера стриптиза. Один метнулся было к двери, но ему тут же сделали подножку. Нет, паразита на нем не было. Но мы все-таки изловили четырех. После этого началось запоздавшее на десять минут представление по всем каналам стереовидения, и Конгресс провел первое из своих «голоспинных» заседаний.

«Заприте двери!»

«Закройте заслонки своих каминов!»

«Никогда не заходите в темные места!»

«Остерегайтесь скопления людей!»

«Человек в пальто — враг! Убей его!»

Вдобавок к пропагандистскому непрерывному обстрелу страны, она была поделена на квадраты и подвергалась наблюдению из космоса в поисках летающих блюдец на Земле. Наши радарные установки день и ночь прочесывали небо, стремясь выявить неопознанные летающие объекты. Военные подразделения, начиная с воздушных десантников и кончая дивизионами управляемых ракет, были готовы уничтожить любой из них, совершивший посадку.

В районах, еще свободных от нашествия, люди поснимали рубахи, добровольно или нехотя, оглядели друг друга и не нашли паразитов. Они слушали последние известия, передаваемые местными станциями, и не без удивления ожидали, когда правительство скажет им, что опасность миновала. Но так как ничего не случилось, то как обыватели, так и местные власти стали сомневаться в необходимости разгуливать по улицам в пляжном костюме.

А что же в пораженных местах? Сообщения оттуда по существу ничем не отличались от сообщений из других мест страны.

В былые дни господства радио, такого не могло случиться. Радиостанция в Вашингтоне, откуда велась передача, могла покрыть всю страну. Частоты же, используемые стереовидением, были таковы, что требовалась огромная сеть релейных станций, обеспечивающих трансляцию в пределах прямой видимости. Такой была цена за высокое качество изображения и изобилие каналов связи. При этом все передачи контролировались местными станциями.

В пораженных местах слизняки контролировали местные станции и люди не могли услышать предупреждение. Но в Вашингтоне у нас были все основания к тому, чтобы верить, что они предупреждение услышали. Сообщения, поступавшие к нам, например, из Айовы, ничем не отличались от сообщений из Калифорнии. Губернатор Айовы одним из первых направил президенту послание, в котором обещал полное сотрудничество. Мы даже видели передачу, в которой губернатор держал речь перед своими избирателями голый до пояса. Он стоял лицом к камере, и я хотел приказать ему повернуться. Затем трансляция переключилась на другую камеру, которая показала крупным планом голую спину, в то время как речь губернатора продолжалась. Мы слушали ее в совещательной комнате президента. Сам президент старался не отпускать от себя Старика. Я не отставал от него, а Мэри была на страже. Вместе с нами присутствовал министр безопасности Мартинец и начальник объединенного штаба маршал авиации Рекстон.

Президент прослушал передачу и обратился к Старику:

— Так что же, Эндрю? Я считаю Айову тем местом, которое необходимо изолировать.

Старик недовольно хмыкнул.

— По всем имеющимся у меня данным, простите, но время для их анализа было явно недостаточно, вернее сказать, у меня его почти не было — они ушли в подполье. Возможно, нам придется прочесывать каждый дюйм подозреваемой местности.