Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Звездные дневники Ийона Тихого. Из воспоминаний Ийона Тихого

— С помощью своей машины, да? — перебил я его.

Он торжествующе усмехнулся:

— Конечно! Как мне это раньше не пришло в голову... ну и осел же я...

— А вы уже путешествовали во времени? — спросил я.

— Нет. .Машина заработала лишь недавно, с прошлой пятницы. Я послал кошку...

— Кошку? И что же, она — вернулась?

— Нет. Переместилась в будущее — примерно на пять лет; шкала времени еще неточна. Чтобы точно определить момент остановки во времени, нужно встроить дифференциатор, который координировал бы завихряющиеся поля. А пока десинхронизация, вызванная квантовым тоннельным эффектом...

— К сожалению, я абсолютно не понимаю того, о чем вы говорите,— сказал я.— Но почему вы сами не попробовали? Это показалось мне странным, чтобы не сказать больше.

Мольтерис смутился:

— Я собирался, но... знаете... я... мой хозяин выключил у меня электричество... в воскресенье...

Его лицо, вернее, нормальная, правая половина покрылась ярким румянцем.

— Я задолжал за квартиру, и поэтому... — бормотал он.— Но естественно... сейчас... Да, вы правы. Я— сейчас. Стану вот здесь, видите? Включу аппарат и... окажусь в будущем. Узнаю, кто финансировал мое предприятие,— узнаю фамилии людей, и благодаря этому вы сможете сразу же, без промедления...

Говоря это, он раздвигал перегородки, которые разделяли внутреннее пространство аппарата.

— Подождите, — остановил я его, — нет, так не пойдет. Ведь вы не сможете вернуться, если аппарат останется здесь, у меня.

Мольтерис улыбнулся.

— О нет, — сказал он. — Я буду путешествовать во времени вместе с аппаратом. Это возможно— у него два варианта настройки. Видите, вот тут регулятор. Если я перемещаю что-либо во времени и хочу, чтобы аппарат остался, то концентрирую поле здесь, на небольшом пространстве под клапаном. Но если я сам хочу переместиться во времени, то расширяю поле, чтобы оно охватило весь аппарат. Только потребление энергии будет побольше. У вас предохранители на сколько ампер?

— Не знаю, — ответил я, — боюсь, однако, они не выдержат. Уже раньше, когда вы пересылали ту книжку, свет мерк.

— Пустяки, — сказал он, — я сменю пробки на более мощные, если, конечно, вы разрешите...

— Пожалуйста.

Он принялся за дело. В его карманах оказалась целая электротехническая мастерская. Через десять минут все было готово.

— Я отправляюсь, — заявил он, вернувшись в комнату* — Думаю, что должен переместиться минимум на тридцать лет вперед.

— Так много? Зачем? — спросил я. Мы стояли перед черным аппаратом.

— Через несколько лет об этом будут знать только специалисты,— отвечал он,— а спустя четверть века — каждый ребенок. Этому станут учить в школе, и имена людей, которые помогли осуществлению дела, я смогу узнать у первого встречного.

Он устало улыбнулся, тряхнул головой и втиснулся в аппарат.

— Свет померкнет, — сказал он, — но это пустяки. Предохранители наверняка выдержат. Зато... с возвращением могут быть кое-какие трудности.

— Какие же?

Он быстро взглянул на меня:

— Вы никогда меня здесь не видели?

— Что вы имеете в виду? — Я его не понимал.

— Ну... вчера или неделю назад, месяц... или даже год назад... не видели? Здесь, в этом углу, не появлялся внезапно человек в таком аппарате?

— А! — вскричал я. — Понимаю... вы опасаетесь, что, возвращаясь, можете переместиться во времени не к этому моменту, а минуете его и появитесь где-то в прошлом, да? Нет, я вас никогда не видел. Правда, я возвратился из путешествия девять месяцев назад; до этого дом был пуст...

— Минуточку... — произнес он и глубоко задумался. — Сам не знаю,— сказал он наконец.— Ведь если я здесь когда-то был,— скажем, когда дом, как вы сказали, был пуст,— то я ведь должен бы помнить об этом— разве нет?

— Вовсе нет, — быстро ответил я, — это парадокс петли времени: вы были тогда где-то в другом месте и делали что-то другое— вы тогдашний; а вот нечаянно попасть в то прошлое время вы можете сейчас, из настоящего времени...

— Ну, — сказал он, — в конце концов это не так уж важно. Если даже я заскочу слишком далеко назад, то сделаю поправку. В крайнем случае, дело немного затянется. В конце концов это первый опыт, и я вас прошу проявить терпение...

Он наклонился и нажал первую кнопку. Свет сразу потускнел; аппарат издал слабый, высокий звук, как стеклянная палочка от удара. Мольтерис поднял руку в прощальном жесте, а другой рукой коснулся черного рычажка, одновременно выпрямляясь. Лампы вспыхнули с прежней яркостью, и я увидел, как его фигура меняется. Одежда потемнела и стала расплываться, но я не обращал на это внимания, пораженный тем, что стало с его головой: становясь прозрачными, его черные волосы одновременно белели. Его фигура и расплывалась и в то же время ссыхалась, так что, когда он исчез у меня на глазах вместе с аппаратом и я оказался перед пустым углом в комнате, пустым полом и белой, голой стеной с розеткой, в которой не было вилки, когда, говорю, я остался один, с открытым ртом, с горлом, в котором застрял крик ужаса, перед моим взором все еще длилось это жуткое превращение: ибо он, исчезая в потоке времени, старел с головокружительной быстротой— должно быть, прожил десятки лет в долю секунды! Я подошел на трясущихся ногах к креслу, передвинул его, чтобы лучше видеть пустынный, ярко освещенный угол, уселся и стал ждать. Я ждал всю ночь, до утра.

Господа, с тех пор прошло семь лет. Думаю, что он уже никогда не вернется, ибо, поглощенный своей идеей, он забыл об одном очень простом, прямо-таки элементарном обстоятельстве, которое, не знаю уж почему— по незнанию или по недобросовестности,— обходят все авторы фантастических гипотез. Ведь если путешественник во времени передвинется на двадцать лет вперед, он должен стать на столько же лет старше — как же может быть иначе? Им это виделось так, что настоящее человека может быть перенесено в будущее и его часы станут показывать время отлета, тогда как все часы вокруг показывают время будущего. Но это, разумеется, невозможно. Для этого ему пришлось бы выйти из времени, вне его как-то добираться к будущему, а найдя желаемый момент, войти в него — извне... словно существует нечто, находящееся вне времени. Но ни такого места, ни такой дороги нет, и несчастный Мольтерис собственными руками пустил в ход машину, которая убила его— старостью, ничем иным,— и, когда она остановилась там, в избранной им точке будущего, в ней находился лишь его поседевший, скорченный труп...

А теперь, господа, самое страшное. Машина остановилась там, в будущем, а этот дом вместе с квартирой и комнатой и этим пустым углом тоже ведь движется во времени— но единственным доступным для нас способом,— пока не доберется в конце концов до той минуты, в которой остановилась машина, и тогда она появится там, в этом белом углу, а вместе с ней— Мольтерис... то, что от него осталось... И это не подлежит никакому сомнению.