Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 2. Солярис. Возвращение со звезд

Сам Мерлин принял нас в отдаленном крыле дворца, в окружении неподвижной свиты в масках, ассистировавшей его чарам. Но мне это уже немного надоело, и я равнодушно воспринимал штучки чернокнижника. Зрелище закончилось быстро; присутствующие стали уходить, когда Мерлин, седой, величественный, преградил нам путь и молча указал на обитые черным двери напротив.

Только нас троих он пригласил пройти. Сам не вошел. Мы очутились в не очень большой комнате с высоким потолком, одна стена — сплошное зеркало, от свода до каменного пола из черных и белых плит. Казалось, в комнате, вдвое большей, чем на самом деле, шесть человек стоят на каменной шахматной доске.

Обстановки не было никакой — ничего, кроме высокой алебастровой урны с букетом цветов, похожих на орхидеи, но с необычайно большими венчиками. Все — разного цвета. Мы стояли напротив зеркала.

Вдруг мое отражение взглянуло на меня. Оно не повторило моего движения. Я застыл, а тот, высокий, плечистый, медленно перевел взгляд сначала на темноволосую женщину, потом на ее спутника — никто из нас не шевельнулся, и лишь наши отражения, неведомо как ставшие самостоятельными, ожили и разыграли между собой молчаливую сцену.

Юноша в зеркале подошел к женщине, заглянул ей в глаза, она отрицательно покачала головой. Вынула из белой урны цветы и, перебрав их, взяла три: белый, желтый и черный. Белый подала ему, а с двумя остальными подошла ко мне. Ко мне отраженному. Протянула оба цветка. Я взял черный. Она вернулась на прежнее место, и все мы — там, в Зазеркалье,— приняли точь-в-точь такие позы, в каких стояли в действительности. Тогда цветы у двойников исчезли, и они стали обычными нашими отражениями.

Двери в противоположной стене открылись; по винтовой лестнице мы сошли вниз. Колонны, арки, своды незаметно перешли в серебро и белизну пластиковых коридоров. Мы шли дальше, все еще молча,— не то вместе, не то отдельно; ситуация становилась все неприятнее, но что я мог поделать? Последовать правилам хорошего тона столетней давности и представиться?

Приглушенные звуки оркестра. Мы были словно за кулисами, за невидимой сценой, в глубине стояло несколько пустых столиков с отодвинутыми стульями, женщина остановилась и спросила своего спутника:

— Пойдем потанцуем?

— Мне не хочется,— сказал он. Я впервые услышал его голос.

Юноша был красив, но так инертен, так непостижимо пассивен, словно его не интересовало ничто на свете. У него был тонко очерченный, почти девичий рот. Юноша посмотрел на меня. Потом на свою спутницу. Он стоял и молчал.

— Ну, иди, если хочешь...— сказала она. Он раздвинул занавес, служивший одной из стен, и вышел. Я направился за ним.

— Минутку! — услышал я за спиной.

Я остановился. За занавесом раздались аплодисменты.

— Хотите присесть?

Я молча сел. Профиль ее был великолепен. Жемчужные диски прикрывали ее ушные раковины.

— Я — Аэн Аэнис.

— Гэл Брегг.

Казалось, она удивлена. Не моим именем. Оно ей ничего не говорило. Скорее тем, что я столь безразлично воспринял ее имя. Теперь я мог рассмотреть ее вблизи. Ее красота была совершенна и беспощадна. Спокойная, сдержанная небрежность ее движений — тоже. Ее розовосерое, вернее, серо-розовое платье подчеркивало белизну лица и рук.

— Вы меня не очень любите? — спокойно спросила женщина.

Теперь удивился я.

— Я вас не знаю.

— Я — Амман из «Подлинных».

— А что такое «Подлинные»?

Она с интересом посмотрела на меня.

— Вы не видели «Подлинных»?

— Я даже не знаю, что это такое.

— Откуда вы явились?

— Из гостиницы.

— Ах так? Из гостиницы...— В ее голосе слышалась нескрываемая насмешка.— А можно узнать, откуда вы явились в гостиницу?

— Можно. С Фомальгаута.

— Что это такое?

— Созвездие.

— Как?

— Звездная система, на расстоянии двадцати трех световых лет отсюда.

Ее веки дрогнули. Губы приоткрылись. Она была невыразимо прекрасна.

— Вы астронавт?

— Да.

— Понимаю. Я — реалистка, довольно известная.

Я ничего не сказал. Мы молчали. Играла музыка.

— Вы танцуете?

Я чуть не расхохотался.

— По-вашему не танцую.

— Жаль. Но это можно наверстать. Почему вы проделали такое?

— Что?

— Там, на мостике.

Я ответил не сразу.

— Это... рефлекс.

— Вы с этим были знакомы?

— С искусственным путешествием? Нет.

— Нет?

— Нет.

Секундное молчание. Ее зеленые глаза потемнели.

— Такое можно увидеть только на очень старых копиях...— проговорила она медленно.— Этого никто не сыграет. Невозможно. Когда я увидела, я подумала... вы...

Я ждал.

— Вы могли бы. Вы восприняли это всерьез. Правда?

— Не знаю. Возможно.

— Ничего. Я знаю. Хотите? Я в хороших отношениях с Френе. Может быть, вы не знаете, кто это? Я ему должна сказать... Он — главный продюсер реаля. Если вы хотите...

Я расхохотался. Она вздрогнула.

— Простите. Но — о небеса, черные и голубые! Вы думаете... устроить меня...

— Да.

Похоже, она ничуть не обиделась.

— Спасибо, не надо. Не стоит, знаете ли.

— Но вы можете мне сказать, как вы это сделали? Или это секрет?

— Что значит как? Вы же видели...

Я остановился.

— Вас интересует, как я смог?

— Вы угадали.

Она обольстительно улыбалась темными глазами. Подожди, сейчас тебе расхочется меня обольщать, подумал я.

— Очень просто. Никакого секрета. Меня не бетризировали.

— Ох...

Мне показалось, что она сейчас встанет, но она овладела собой. Она не сводила с меня глаз, огромных, жадных. Смотрела, как на дикого зверя, лежащего в двух шагах, будто находя странное наслаждение в ужасе, который я у нее вызывал. Мне это показалось худшим из оскорблений.

— Так вы можете?

— Убить? — спросил я, любезно улыбаясь.— Да. Могу.

Мы молчали. Музыка играла. Женщина несколько раз поднимала на меня глаза. Не произносила ни слова. Я тоже. Аплодисменты. Музыка. Аплодисменты. Так мы просидели с четверть часа. Вдруг она встала.

— Вы пойдете со мной?

— Куда?

— Ко мне.

— Выпить стаканчик брита?

— Нет.

Аэн повернулась и пошла. Я сидел неподвижно. Она вызывала во мне ненависть. Не оглядываясь, она удалялась. Такой походки я еще никогда не видел. Она не шла, а плыла. Как королева.

Я догнал ее среди живых изгородей, где было почти темно! Слабый отсвет павильонных огней смешивался с голубоватым заревом города. Аэн не могла не слышать моих шагов, но продолжала идти, словно не замечая меня; я взял ее под руку. Она не остановилась; это было как пощечина. Я схватил ее за руки, повернул к себе, ее лицо, белое в темноте, запрокинулось, она смотрела мне в глаза. Не вырывалась. Да и не смогла бы. Я целовал ее страстно, с ненавистью, ощущая, как она дрожит.

— Ты...— выдохнула она хрипло, когда мы оторвались друг от друга.