Александр Суздаль - Чужие отражения чужих тел

— Мой брат Боохземин! Мой брат! Мой брат!

Мортиземия поняла, что Боохземин и Неоземин появились вместе, только один из них не получился, вернее, был недоразвит. Боохземин не занимался его воспитанием, а, учитывая то, какими они получились, создал нового анимо, Фиитземию. Её, ещё маленькой, Неоземин чуть не сбросил в кипящую лаву, предполагая, что он совершает жертвоприношение. Боохземин говорил о том, что создавая двух анимо, в жертву науке принесли младенца. В качестве младенца он, вероятно, подразумевал своего брата, Неоземина. Последний вложил в его слова другой смысл. Оставалось неясно, почему никому нет дела до Неоземина.

Рассматривая грубые черты его бородатого лица, и огромное нескладное голое тело, Мортиземия решила отправить свои симпоты в Неоземина и только тогда её осенило! Он не светится и его нельзя обнаружить! Если знаешь место, где находится Неоземин, то только тогда можно до него дотронуться симпотами, в ином случае он невидим. Боохземин его потерял!

«А видят ли меня?» — засомневалась Мортиземия и отправила свои симпоты по кругу, огибая бублик планеты. Когда она приблизилась к острову Благоденствия, то с удивлением обнаружила, что её не видать.

«Неоземин меня экранирует!» — догадалось она, и почувствовала себя защищённой рядом с этим огромным и странным анимо.

Прошло триста тридцать три дня.

Для Перии это целый год, а для Мортиземии он пролетел совсем незаметно. За это время она успела досконально изучить внутренности острова, добравшись по прямой кишке до клоаки, которая находилась в основании хвоста и выходила в океан. В отличие от предыдущей жизни, Мортиземия чувствовала себя внутри острова счастливой и востребованной. Неоземин, с настойчивостью на грани назойливости, поминутно требовал у неё «каждый день» и она рассказывала всё, что знала об управлении Вселенной.

Они не поднимались на поверхность острова и Мортиземия, как привидение с бледным лицом, носилась по каменным внутренностям Фиитземии, иногда задерживаясь в желудке, где было тепло и вечно горело пламя расплавленной магмы. По своей домашней жизни она не скучала, так как встречаться с матерью не хотелось, а за отца боялась – вдруг Саатземин захочет его убить. Мортиземия изредка, в глубокую ночь, отправляла свои симпоты, чтобы почувствовать своих родителей, и быстро забирала их назад.

Как-то раз, она таким же образом отправила свои симпоты и обнаружила в родительским доме нового анимо. Она осторожно дотронулась него и даже заглянула в глифомы. К её удивлению анимо оказался её новой сестрой, которую назвали Эрземией. Мортиземия догадалась, что ребёнок от Саатземина, но осознание своей догадки для неё оказалось шоком. В одну из ночей она взяла с собой Неоземина, чтобы он её прикрывал, и наведалась к себе домой. Родной дом вызвал в Мортиземии приступ меланхолии и ностальгии. Они на цыпочках миновали родительскую спальню и в комнате, расположенной рядом, Мортиземия увидела подвешенную к потолку корзиночку. Заглянув в неё, она рассмотрела маленький комочек, который тихонько посапывал во сне. Растроганная видом сестры, она потрогала её маленькую ручку, на которой заметила крохотный перстень с её Вселенной. Ему предстоит расти вместе со своей маленькой хозяйкой, пока она не станет взрослой.

Неоземин не к месту пробурчал ей на ухо: «Маленький жертвенный младенец!» Мортиземия саданула его локтем и прошипела: «Не смей к ней даже прикасаться!» От их возни проснулась маленькая Эрземия, которая выпучила глаза на Неоземина и сквасила лицо. В спальне раздался шорох, и Мортиземия услышала голос матери:

— Кто там?!

«Беги!» — прошипела Мортиземия, и Неоземин полез в открытое окно. Он немного застрял, а Мортиземия искала глазами, куда ей спрятаться. Она увидела сверкнувший на кулачке Эрземии перстень с её Вселенной и мгновенно нырнула туда. Её закрутило, как на карусели, и Мортиземия полетела по бесконечному каналу с нарастающей скоростью. Она пожалела о том, что прыгнула в чужую Вселенную, но вскоре, вероятно от переживаний, её охватила странная эйфория. По её глифомах прошла спасительная волна, смывая страхи, и образовался информационный вакуум. Она забыла своё недавнее прошлое и приказала себе никогда не тормошить глифомы воспоминаниями.

Открыв глаза, она увидела, что находится на облаке, а вокруг простирается тёмное пространство. Вдалеке виднелся тёмный казан, накрытый ослепительным облаком, подобным тому, на которое приземлилась Мортиземия. Два юноши: один крепкий и колючий, а другой красивый и мягкий тихо спорили между собой в стороне от неё.

— Орёл или решка? — спросил красивый, а колючий сразу же выкрикнул: — Орёл.

Красивый подбросил монетку, и она упала между ног. Они наклонились и красивый довольно сообщил:

— Я выбираю Свет!

— Тебе всегда везёт, а мне досталась Тьма, — с горечью произнёс колючий и спросил: — Кто будет судить?

— А вот она, — произнёс красивый, показывая на стоявшую у края облака Мортиземию. Заглянув ей в лицо, он спросил: — Как тебя зовут?

— Морти … — начала она, а дальше не помнила.

— Морти, ты наша сестра и будешь судить добро и зло, — сказал красивый, а колючий ему подмигнул. Он вытащил из-за своей спины косу и сунул её Морти.

— Зачем? — не поняла Морти.

— Тебе судить, сколько человеку жить и куда ему отправляться: в Эссенариум, за праведные дела или в преисподнюю к Сатанаилу за грехи, — закончил красивый и наклонился к Морти: — Поняла, сестричка?

— Поняла, — сказала Морти, хотя сама ничего не поняла».

Рассерженный Илья потащил Ивана домой, к Кежаю. Когда они очутились в сарае, Илья закрыл входную дверь и прижал Ивана к деревянной стене, сунув ему под нос пачку сторублёвых купюр.

— Что это? — требовательно спросил он, а Иван спокойно ответил: — Деньги.

— Почему на всех купюрах одни и те же номера, — затряс пачкой Илья.

— Все купюры копии с твоей сотки, — с невинным видом сказал Иван, а Илья понял, что его претензии к Ивану бессмысленны: он наивен, как трёхлетний ребёнок.

— Ты мурран? — догадался Илья. Словно подтверждая его слова, Иван утвердительно кивнул головой. Правда, как-то неуверенно, видимо, не знал значение этого слова. Илья вспомнил «Харчевню в Потьме» и ему стало ясно, кто забрал оружие у бандитов Лодарева. Поняв, что воспитывать наивного Ивана бесполезно, Илья не стал его корить, надеясь на то, что тот со временем поумнеет. Иван вытащил свои платья и, спрятавшись за занавеской в углу, принялся их примерять. Илья посчитал это, как необходимое зло, и если Ивану нравиться носить женские платья, то пусть носит их дома. Красное очень шло Ивану и будь он женщиной, то произвёл бы настоящий фурор среди местных красавиц. Неожиданно дверь открылась и вошла жена Кежая, Даша. Она взглянула на Ивана и улыбнулась, а потом скороговоркой сообщила: