Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Все это время Гея стояла непоколебимая как скала. Громадные брови хмурились, пока она наблюдала, как смертоносный кошмар уничтожает все вокруг. После четвертого захода Гея расхохоталась. Смех ее почему-то казался куда страшнее разрывов бомб или треска пламени.

Джонс пошла на пятый заход — и на мгновение Гея прекратила смеяться, когда рванули архивы. Двадцать тысяч кассет с пленкой превратились в дымящиеся развалины. Десять тысяч редких копий — многие уже невосполнимы. Одной бомбой Джонс стерла два столетия истории кинематографа.

— Не беспокойтесь! — крикнула Гея. — У меня есть почти все дубликаты. — Те, кто выжил, сжавшиеся в комочки под обломками и слушающие, как Джонс готовится к очередному заходу, краем уха слыша заверения Геи. Богиня же считала, что ее лизоблюды чувствуют потерю так же остро, как и она, — хотя, на деле, любой из них обменял бы всю когда-либо отснятую пленку до последнего сантиметра на один клочок надежды вырваться из этого кошмара. И Гея снова расхохоталась.

Самолет сделал последний заход. Некоторые даже почувствовали, что этот заход и впрямь будет последним, а кое-кто даже возымел достаточно любопытства, чтобы высунуть голову и посмотреть, что происходит.

Джонс летела прямо и ровно. Ракеты она выпускала парами, и каждая устремлялась к Гее — чтобы в самый последний момент, отвернув в сторону, промахнуться на считанные сантиметры. Все больше и больше ракет с визгом проносилось мимо — и взрывалось в сотне метров позади богини. Все это уже начинало напоминать какое-то цирковое представление с метанием ножей, пока снаряды летели мимо громадных лодыжек, рук, ушей и коленей. Самолет по-прежнему приближался, а Гея не переставала хохотать.

Но вот на груди Геи появилась линия дырок от пуль. Богиня расхохоталась еще громче. Похоже было на то, что самолет Джонс имел по меньшей мере десяток тяжелых орудий — и все они разом заговорили, когда она подлетела вплотную. Гея была измочалена, окровавлена, растерзана от массивной головы до гигантских ступней.

И все видели, что богине это — как мертвому припарки.

Самолет пошел вверх. Километрах в трех от земли, сделавшись лишь пятнышком, он снова начал кружить.

— Все равно я тебя, Сирокко, не трону! — крикнула Гея. Затем она огляделась, нахмурилась — и повернулась посмотреть на бригадира осветителей, что висел на спинке ее изрешеченного пулями кресла.

— Надо бы вызвать вторую съемочную группу, — сказала она ему. — И отдать распоряжения команде моих гримеров. Работы предстоит много.

Бригадир ничего не ответил, и Гея еще сильнее нахмурилась. Затем она наклонила кресло и увидела, что от бригадира осталась лишь половина.

Тогда богиня зашагала прямо в огонь, выкрикивая приказы.

— Ну что ж, — наконец сказала Сирокко, немного подавленная случившимся. — А идея казалась неплохой.

Теперь уже не было и следа того дикого восторга, какой Конел и Искра испытывали во время воздушного боя с бомбадулями. Сирокко более или менее расспросила всех, следует ли ей это делать, и все более или менее согласились, что следует. Сирокко приступила к исполнению задуманного с таким напором, от которого всем, включая саму Сирокко, стало немного не по себе. Только во время последнего захода, стреляя в тварь, именующую себя Геей, Фея почувствовала, как в ней вскипает ненависть. Искушение израсходовать в этом заходе весь огневой запас и, вопреки голосу разума, надеяться, что она сможет порвать Гею в клочья, было чудовищным. Сирокко задумалась, понимают ли остальные, почему она ограничилась лишь демонстрацией силы.

Так Гею было не убить. Ее можно было сажать на атомную бомбу, обращать в пар — а она снова возродилась бы на месте убийства. Бессмертием Гея не обладала. Всего лишь сумасшедшая старуха — причем становящаяся безумнее с каждым днем. Долго ей не продержаться… еще какую-нибудь сотню тысячелетий.

А Сирокко предстояло ее убить.

Все смотрели на пылающие руины, прежде бывшие Преисподней. От былого великолепия осталось только одно строение. Несомненно, это и был тот «дворец» из золота и платины, о котором говорил Стукачок. Туда поместят Адама, — вероятно, в прочную золотую кроватку — а вместо игрушек у него будут алмазы величиной с гусиное яйцо.

— Почему ты ее совсем не вырубила? — тихо спросил Конел.

— Вы все еще не понимаете, — ответила Сирокко. — Уничтожь я дворец или убей Гею, смертеангел просто летел бы дальше, причем так низко, что Адама нам было бы не поймать. В результате мы получили бы распавшегося на куски ангела и мертвого Адама.

— Не понимаю, — признался Конел. — Она сказала — иди сюда и сражайся. Вот ты и задала ей трепку. Чего же она ожидала? Может, Гея хочет, чтобы ты высадилась на землю и схватилась с ней врукопашную?

— Конел, старина… я не знаю. Может, именно этого она и хочет. У меня такое чувство, что…

— Что? — отважился Конел.

— Она хочет, чтобы я подошла к ней с мечом в руке.

— Нет, никак не врублюсь, — пробормотал Конел. — То есть… черт возьми, но это же бред полный. Наверное, дело еще и в том, что я не могу найти нужных слов. «Честная игра» тут не годится. Но есть же в ней… что-то такое. И все-таки из того, что ты мне про нее рассказывала, я делаю вывод, что она еще больше уравняла бы шансы. Просто уверен — она оставила бы тебе хоть один.

Сирокко вздохнула.

— Я тоже так думаю. И Габи говорит… — Тут она осеклась, увидев, что Робин как-то странно на нее поглядывает. — Так или иначе, Гея не скажет мне, что именно ей нужно. Только будет вопить, чтобы я пришла и сражалась. Предполагается, что я должна догадаться сама.

Все снова притихли и оглядели поле боя. Там пали люди и невинные животные. Люди, как минимум, служили злу, если сами его не воплощали, и Сирокко не жалела, что их убила. Но радости она в этом не находила и собой не гордилась.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — сказала Искра.

— Прости, детка, — ответила Сирокко. — Я всю дорогу немножко не в себе.

— Да не извиняйся ты! — закричала Искра, готовая вот-вот разразиться слезами. — Я хотела, чтобы ты убила их всех, до последней твари! Я наслаждалась, когда ты их убивала. Просто… просто у меня не такой крепкий желудок — вот и все. — Она всхлипнула и умоляюще взглянула на Сирокко. — И не зови меня деткой, — добавила она, направляясь в хвост самолета.

Последовало краткое напряженное молчание, которое нарушил Крис.

— Если хочешь знать мое мнение, — сказал он, — то, пожалуй, лучше б ты этого не делала. — Он встал и последовал за Искрой.

— Ну а я рада, что ты это провернула, — с жаром сказала Робин. — Хотелось бы только, чтобы ты чуть-чуть дольше постреляла в Гею. Великая Матерь, ну что за мерзкая тварь!

Сирокко едва слышала подругу. Ее глодало какое-то смутное сомнение — что-то определенно шло не так. Крис редко осуждал ее действия. Конечно, у него было на то полное право, но обычно он им не пользовался.