Джон Варли - Титан. Фея. Демон

Все это сон, напомнила себе Габи. Этого разговора никогда не происходило — по крайней мере, наяву. Ведь Гея располагала всеми воспоминаниями Габи и вполне могла сварганить новые на заложенной в компьютер матрице памяти, которая и представляла собой все, что осталось от Габи, так привыкшей ощущать себя состоящей из плоти и крови. Значит, все это лишь иллюзия. «Она что-то такое со мной делает, но на самом деле я не лечу по воздуху, не ныряю в этот водоворот… водоворот, про который я всегда сердцем чувствовала, что это и есть средоточие разума твари по имени Гея…

Одна мысль ее защищала. Одна убежденность, что плотно засела в самом центре хаоса, не давала ей погрязнуть в безумии.

«Значит, двадцать лет, — думала Габи. — Но я их уже прожила».

В алой линии скорость света подчинялась местным правилам — причудливое региональное явление, которое периодически было способно причинять некоторые неприятности. Все получалось как с тем полисменом, который прячется за рекламной тумбой в каком-нибудь городишке штата Джорджия, — вот он взял тебя за задницу, но, получив несколько баксов или заложив за воротник, никаких забот тебе уже не доставляет.

Теперь все по порядку. «Скорость» зависит от времени и места. На Линии ни то, ни другое понятие особой важности не представляло. «Свет» являлся сложным сгустком невесомых частиц, подобный привычным продуктам жизнедеятельности. «Скорость света» оказывалась терминологической нелепицей. Сколько весит тот день в горах, когда ты разводишь костер и видишь падающий метеорит? А вчера сколько весит? Какова скорость любви?

Линия шла вокруг всего внутреннего обода Геи, который, с точки зрения Эйнштейна, представлял собой кольцо. Но линия кольца собой не представляла. Видимая на фоне внутреннего обода, она казалась тонкой, хотя таковой не являлась.

Казалось, линия существует внутри Вселенной. Она полностью находилась в физических границах Геи, а Гея была частью Вселенной; следовательно, и линия существовала внутри Вселенной.

Но линия была много больше Вселенной.

Вообще говоря, при толковании природы линии словом «Вселенная» пользоваться было некорректно. К подлинной сути линии больше всего подходило понятие чистой единичности… и оно же не имело к ней почти никакого отношения.

В линии жили некие существа. Большинство из них было безумно. Сумасшествие Гея запланировала и для Габи. Но девушка продолжала цепляться за одну и ту же мысль: «Итак, двадцать лет». И еще: «Я буду нужна Сирокко».

Медленно и осторожно Габи постигала действительность. Она стала подобна Богу. Выходило прискорбное несоответствие — теперь у нее было множество ответов, и она понимала, что вопросы вечно были не те — да, несоответствие, но все-таки уже что-то! Габи чувствовала бы себя гораздо счастливее, проживай она тот вариант сценария, к которому привыкла. Но было уже слишком поздно, и ей следовало принять все как есть.

Аккуратно-аккуратно, стараясь оставаться в стороне от информационного объекта, известного ей как Гея, Габи стала выглядывать с линии.

Она увидела, как в ступицу прибыла Сирокко, увидела, как пули сражают ту тварь, что именовала себя Геей. Потом почувствовала, как с сущностью, которую она сама знала как Гею, происходят перемены куда более интересные, и призадумалась. Действительно, ведь была возможность…

Габи думала об этом одно мгновение, что обернулось пятью годами.

Потом она поняла, что больше не вынесет пребывания в этом месте. Гея отсюда выбралась, хотя часть ее и осталась в линии. Габи предстояло проделать то же самое. Осторожно, стараясь не всполошить богиню, она высвободилась и передвинула средоточие своего разума вниз, к ободу. Она много раз видела Сирокко, но сама оставалась незримой.

Габи начала постигать пути магии.

— Пожалуй, она так никогда и не явится, — сказала Гея.

— Возможно, ты и права, — отозвался Крис.

Он сунул скребок в мыльную воду, покрутил его там и снова поднес к необъятной стене розовой плоти.

Дело происходило в бане, которая представляла собой просто-напросто один из съемочных павильонов, что сначала использовался для съемок пародий на Эстер Уильямс, а затем был освобожден под баню для Геи. Свет здесь горел неярко, потолок и стены были сделаны из дерева, а мощные раздвижные двери плотно закрыты. В одном из углов в горячую воду погружались раскаленные каменья, отчего все помещение наполняли клубы пара. И Гея, и Крис истекали потом.

Скребок представлял собой просто-напросто здоровенную швабру с жесткой щетиной. И — странное дело — как крепко ни прикладывался Крис этим приспособлением к такой нежной на ощупь Геиной коже, ничего ей от этого не делалось. Это, впрочем, мало его заботило.

Мимо пробрел панафлекс, окинул глазом сцену, отснял несколько метров пленки, затем уплыл прочь.

— На самом деле ты так не думаешь, — сказала Гея.

— Возможно, ты и права, — повторил Крис.

Гея поерзала. Крис отошел в сторонку, ибо любое движение Геиной туши таило в себе угрозу для нормального человека, которому случилось оказаться у нее на пути.

Теперь Гея наклонялась, укладывая голову на сложенные руки. Тело ее на метр было погружено в воду. Когда Гея устроилась поудобнее, голова ее оказалось повернутой в сторону Криса. Огромный глаз богини следил за Крисом. А тот уже драил ее правый бок от талии до плеча, собираясь затем перейти к предплечью. Времени ему требовалось немало.

— Но ведь уже столько оборотов прошло, — продолжила Гея. — Сколько там… месяцев восемь?

— Вроде того.

— Как думаешь, чем она занимается?

— Сама знаешь — она дважды здесь побывала. И клянусь — если будет третий, я ничего тебе не скажу.

— Ты весьма непочтителен, но я тебя люблю. К тому же я и так знаю, что ее здесь не было.

Истинная правда. Сирокко его предупреждала, что так и будет, — но Крису все равно было очень тяжко. Ему позарез требовалась моральная поддержка.

С другой стороны, должность банщика оказалась не такой скверной, как он вначале опасался. Гея, очевидно, рассчитывала его деморализовать. Крис из всех сил старался показать богине, что ее тактика имеет успех, обреченно тащась на работу в банные дни со своей шваброй. Но это была работа — и не больше. Если привыкнуть к причудливой ее природе, она уже мало чем будет отличаться от покраски дома.

Обработав бок и плечо, Крис снова ополоснул скребок и принялся драить локоть и предплечье.

— Когда она сюда явится… — начал было он, но тут же умолк.

— Ну?

— Что ты с ней сделаешь?

— Убью. Я тебе уже говорила. По крайней мере, попытаюсь убить.

— Ты и правда думаешь, что у нее есть надежда?

— Очень слабая. Силы неравны. Разве тебе самому так не кажется?