Владимир Колотенко - Стена плача

Жора иронизировал. Но ничего не отрицал!

Я маялся: что если вдруг?!

Об этих инопланетянах сегодня мусолят на каждом углу. И сколько там правды, в этих баснях и басенках, никто толком сказать не может.

Что если...

Время от времени я думал о Папе. Мне вдруг пришло в голову, что изменить его мировоззрение, воспитывавшееся веками, не так-то просто. Что если он не увидит нашу Пирамиду во всей ее красе? Потом я позвонил Юле. Телефон не отвечал.

- Юле или Ане? - спрашивает Лена.

- Не помню. Мне было всё равно.

Первая остановка на Скорбном пути рядом со школой Эль-Омария. Я смотрю на часы: 14:52. У нас есть восемь минут, чтобы подготовить себя к встрече с Христом. Степенные чинные монахи-францисканцы в черных и темно-вишневых до пола сутанах. Мне кажется, что я каждого из них я уже знаю в лицо. На стенах церкви мозаика, изображающая суд над Иисусом. А в нише над алтарем - сам Иисус. Из белого мрамора. Удивительно тонкая, нежная и изящная работа. Даже терновый венец на Его голове не кажется орудием пытки, хотя Он и не улыбается. Но лицо Его не искажено и страданием, ясный чистый взгляд, устремленный в будущее с надеждой на прозрение и преображение мира. А кто видел Его улыбающимся? Связанные руки не таят в себе никакого напряжения: пальцы мирны и всевластны. Кисти человека, но и Бога. Каждый, кто умеет читать, читает: «Ecce Homo». Вот Человек! Как образец совершенства. Я всегда прихожу сюда прежде, чем пройти Его путь. Сравни себя с Ним здесь, а потом попытайся пережить Его ощущения на каждом этапе Via Dolorosa. Вдумайся в то, о чем думал Он, следуя на Голгофу с крестом на спине. Я всегда пытаюсь понять, что подвигнуло Его утвердить в себе мысль о выборе такого пути. Кто?! С моей стороны, это всего лишь немыслимая попытка перевоплощения, отчаянное сиюминутное желание вырядиться в Его одежды... Жалкая попытка, тщедушное стремление... Курам на смех.

15:00. Что ж, пора...

Почему Юля вдруг вспомнила о Тине?

- Аня вспомнила, - поправила меня Лена.

Да какая разница?!

Когда впервые идешь по Via Doloroza, тебя охватывает странное чувство огромной тревоги и, удивительное дело! - беспощадного стыда за всю предыдущую жизнь. Это чувство не покидало меня никогда, даже если я шел по этой Дороге в третий и пятый, и десятый раз, в одиночку (я специально пришел сюда как-то задолго до восхода солнца) и в унылой толпе паломников, слепо бредущих нескончаемым ручейком друг за дружкой, словно олицетворяя собой стадо без пастыря... Да, чувство стыда и безмерной вины за содеянное!.. Груз креста здесь чувствуешь собственной кожей и невольно клянешься все свои силы положить на алтарь утверждения Духа Христа, воцарения Его идей на Земле. Потом, конечно, клятву чуть-чуть нарушаешь, немножечко, ну, самую малость, и каешься, клятвоотступник, вымаливая у Него прощение... Таков человек! Всегда ведь живешь с оглядкой на покаяние. Будто клятву можно нарушить чуть-чуть.

- Ты в порядке? - шепотом, остановившись и внимательно посмотрев на меня, спросил Юра.

Я тоже остановился и в свою очередь с недоумением посмотрел на него.

- Мне показалось, что тебя пошатывает, - сказал он.

Я не успел даже пожать плечами в ответ, так как шедшие позади нас паломники стали теснить, принуждая двигаться дальше. Может быть, земля и качнулась у меня под ногами, когда стыд в очередной раз переполнил меня, вечный стыд за грехи, от которых никто ведь не застрахован и которые тут, на Этом Скорбном Пути, ощущаются очень остро, и этот самый твой стыд, совершенно не волнующий тебя в повседневности, вдруг берет тебя за горло... Так, что подкашиваются ноги. Да, надо побывать здесь вместе с Аней, решил я, пройти этот Путь... Каковы будут ее ощущения? А что сказала бы Юля?

А Тина?.. Или она у нас безгрешна?

- Я тоже чувствую тяжесть креста, - сказал Юра.

Еще бы! Кому уж кому, а тебе эту тяжесть нужно чувствовать каждую долю жизни, подумал я.

А вот и знаменитая арка, откуда Пилат, указывая толпе на Христа, провозгласил на весь мир свое «Ecce homo!». Если прислушаться - до сих пор эхо этого свидетельства слышится, стелется над головами. И совершенно неважно, что осужденный на распятие Иисус шел чуть в стороне и немного ниже, чем идем мы сейчас. Шаг влево, шаг вправо, не в этом ведь дело. Дело в том, что Духом Христа освящен здесь каждый уступ и выступ, каждая пылинка на камне. Да! Сюда стекаются миллионы паломников, чтобы вдохнуть этот воздух, пропитаться насквозь его святостью. Часовенка Осуждения.

Прислушавшись, можно слышать:

- «Ты Царь Иудейский?».

- «Ты говоришь».

Вот он, Рубеж эр! Здесь кончилась старая эра! (до н. э.). Отсюда покатилось колесо нового времени! (от рождения Христа).

- «Не слышишь, сколько свидетельствует против Тебя?».

- «И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился».

- Кто бы мог подумать, - негромко произнес Юра, повернувшись ко мне, - что вот эти камни слышали Его согласительное молчание.

А я подумал, что своим молчанием Иисус был способен напрочь распороть камень. В те времена здесь был двор претории, где Иисус был допрошен в присутствии толпы соплеменников и римских ротозеев. А вот здесь эти изверги истязали Его розгами и оплевывали, изгаляясь над Ним и играя при этом в кости.

«И раздевши Его, надели на Него багряницу».

В крестики и нолики... Вот на этих самых каменных плитах, где до сих пор сохранились высеченные на камне круги и квадраты, разделенные линиями на сегменты и сеточки. Камень Базилинды. Я наступаю на него, как на змею, осторожничая. Когда-то это была мостовая двора Антониевой крепости...

«И, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову...»

Язычники, дикари...

«... и дали Ему в правую руку трость; и, становясь перед Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: радуйся Царь Иудейский!».

Варвары. Скот...

«И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове».

Часовня Бичевания в каменной тюрьме двора.

«И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие».

Стены дворика кое-где увиты густым ярко-зеленым в солнечном освещении плющом с устремленными на тебя стрелами веток, увенчанных, словно раненными сердцами, наконечниками кроваво-красных цветов. Черный проем входа в часовню - как открытые двери ада. Вблизи входа - молодое оливковое деревце, единственный признак живой жизни в этом тесном и жарком каменном гробу.

- Я бы не вынес пыток, - сказал Юра.

- Ты же - не Иисус, - сказал я, - тебе нечего и волноваться.

На фронтоне часовенки - крест... Кресты теперь здесь на каждом шагу.

Тут же, рядом, здание греческой православной церкви, построенной на месте бывшей тюрьмы, над входом короткая надпись: «Заточение Христа». Здесь Христос и Варавва коротали время перед казнью, прикованные к стене вот этими металлическими кольцами.