Владимир Колотенко - Стена плача

- Хорошо бы знать, что есть эта самая чаша, - говорю я, - говорят, что вся Франция, а теперь и Европа заселена теперь наследниками Иисуса.

- Да, я слышал...

Чтобы стать еще раз свидетелями чуда схождения Благодатного Огня, мы с Юрой, завоевав себе место у стены с помощью локтей, остались на ночь в Храме Гроба Господня, и уже с самого утра Великой субботы, стесненные со всех сторон немыми и радостными соглядатаями, тянем головы в сторону Кувуклии, выискивая взглядами Патриарха Иерусалимского. Но только часам к десяти тушат свечи и лампады. Полумрак, тишина... Нам удается кое-как протиснуться к Кувуклии, которую, предварительно проверив на наличие источников огня, опечатывают большой восковой печатью. Теперь на эту печать чиновники мэрии, стражи и полицейские ставят свои личные печати. Все! Никакому огню здесь неоткуда взяться! Полный мрак! Тишина!.. Мы ждем чуда, чуда!.. Все!.. Первый сполох... Бархатный зайка... Бабочка... Затем - то там, то тут... Над головами... Все головы задраны, все рты открыты... Блаженные улыбки... Неожиданный вскрик!.. И вот... Все пространство наполняется нежно-сизыми мотыльками... Теперь слышно, как у Кувуклии арабы сперва тихо несут свои молитвы Христу, Марии, святому Георгию, и вот первый удар барабана, который вырывает из заждавшихся глоток веселые возгласы и взрывает тела в неистовых плясках. И только после двенадцати с Патриарха снимают ризы и, обыскав, оставляют в одном подризнике. Ему предоставляют право войти в Кувуклию и молиться, молиться, вымаливая у Него не только чудесный Небесный Огонь, как свидетельство прорастания верующих своими корнями в Небо, но и заслон для прихода Антихриста. Когда, некоторое время спустя, Феофол выходит из Кувуклии с горящей лампадой в руке, раздается всеобщий выдох. Затем шепот, где-то снова одинокий вскрик, и у многих увлажняются глаза.

- Браво, - шепчет мне на ухо Юра, словно это слово единственное из всех слов, выражающих восторг происходящего.

Я только киваю. И смахиваю навернувшиеся слезы миганием ресниц. Потом и наши свечи принимают этот Дар Неба. И мы, не закрывая глаз, омываем этим Небесным светом свои лица: да святится Имя Твое!..

Наконец я переношу Огонь в свою пирамидку: не дай нам сгореть в своих намерениях и надеждах!

Вот и мы прошли этот Путь! Я не мог поступить иначе. Взяв на себя ношу Бога - изменить этот грешный умирающий мир - мне нужно было еще раз пропитать себя Его мыслями и той несокрушимой энергией и крепостью Духа, которые привели на крест. И раз уж и Юра качнулся в сторону совершенства, думал я, то и ему этот Путь поможет утвердиться в верности своего выбора. Я надеялся! Сканер биополя был постоянно включен.

Какое-то время мы шли молча. Здесь каждый немного Преображается. Во всяком случае пока идет по Этой Дороге. Прошло не меньше получаса прежде, чем Юра задал свой вопрос:

- Поразительно, - сказал он, - прошло две тысячи лет с тех пор, как Иисус показал людям дорогу в Небо. Ничего в мире не изменилось. Если бы сегодня появился Сократ, ему тотчас бы насыпали в рот цикуты.

- Налили, - говорю я.

Юра даже не повернул голову в мою сторону.

- Ты же лучше меня знаешь, что до сих пор этот мир грузно заселен не человеками, а какими-то там волками, шакалами, грифами и прочей нечистью, готовой слопать тебя... Или какими-то слизняками, мокрицами и планариями вроде твоего Ергинца... Слушай, где ты его откопал? Ну и вонючка! Они как клейкая масса дерьмом липнут к рукам...

- И хочется сей же час вымыть руки с мылом.

- Нет, - говорит Юра, - не вымыть - отрубить.

- Отрубить?

Я был поражен: Юра слово в слово повторил Жорины слова о липких руках Авлова - «отрубить»!

- Или обуглить, сунуть их в очищающее пламя топки мартена. Или паровоза... Ясное дело - чувствовать себя голодным гораздо хуже, чем быть униженным и оскобленным, и поэтому эти мокрицы будут ползать, лизать, лебезить, пресмыкаться до тех пор... до последней капли своей ненасытной крови... Да всегда!..

Стрелка напряженности биополя тут же прыгнула за сотню, и мне пришлось Юру успокаивать:

- Не злись, - говорю я, - ты искажаешь священное биополе.

- Да-да, извини-извини... Потом...

- Что «потом»?

Юра не ответил, затем:

- Так что же, по-твоему, жертва Иисуса была ненужной, бессмысленной, зряшной?..

Меня удивил его вопрос: как можно назвать Эту Жертву зряшной?

- Вот поэтому мы и не имеем права, - сказал я, - терять то, что добыто Его тяжким трудом. Мы, знающие теперь толк в делах Его. Вот теперь-то и нужна наша Пирамида.

- Но тебе не кажется?..

- Не кажется, - оборвал я его, - нужен клон...

- Клон - это хорошее слово.

- Нужен клон, чтобы наша с тобой Пирамида засверкала всеми гранями совершенства...

Теперь Юра только смотрел на меня, он просто ждал продолжения разговора.

- Клон, - продолжал я, вспомнив рассуждения Жоры, - это ведь инкубатор, хранилище избирательных генов. И в этом его главное предназначение. Мы в любой момент можем дать развитие новому поколению, выпустить своего джина из бутылки, и пусть себе он осваивает свою Ойкумену. Но наш джин всегда будет на коротком поводке, с уздой совершенства на шее.

- Клон - это хорошее слово, - согласился Юра, - хотя жить в узде - последнее дело...

- «И будет сладко иго Мое», - сказал я словами Иисуса.

- ... а вот Пирамида... Я ее не совсем понимаю.

- Это так же просто, - заверил я, - как поймать вон ту бабочку.

- Ты сначала поймай, - предложил Юра.

Я только улыбнулся.

- Слушай, - вдруг сказал он, - а помнишь у Лема, в его «Сумме технологий»...

- Это наша настольная книга, - сказал я, - «Библия», «Капитал», «Феномен человека» и «Сумма технологий»...

Юра с любопытством посмотрел на меня.

- И вы...

- Мы просканировали все, что мир постарался очень забыть.

- Слушай, - Юра неожиданно взял меня за плечо, - а что Аза, как она, где она?.. Ты что-нибудь знаешь о ней?.. Наш Гуинплен, наверное...

- Не знаю, - отрезал я и высвободил плечо.

- Интересно было бы...

- Да, - сказал я, - интересно...

И Юра, и Аня, все они, конечно, считали виновным меня в той трагедии, которая приключилась с Азой и нашим первенцем. А я так не думал. Они ведь тоже были участниками тех грустных событий. Правда, ни Аня, ни Юра, да и никто из них не могли чувствовать за собой никакой вины за случившееся. Вся вина, считали они, ясное дело, лежала на мне. Но в чем выражалась эта вина? Кто мог на это ответить? Никто. Вины просто не было.

Еще два дня мы пробыли с Юрой вместе. Мы уточнили детали сотрудничества и договорились с ним созвониться.

- Хорошо, - сказал он, - я приеду. Причешу все свои дела и...

Вот-вот, радовался я, вот ведь в чем сила Его Святого Духа!

Когда мы уже расставались, договорившись о скорой встрече, он взял меня за локоть, крепко сжал его и, сняв очки, чтобы я не смог солгать ему, заглянул мне в глаза: