Владимир Колотенко - Стена плача

- Ты - монстр, - едва слышно, не глядя на Жору, произнес он, - удав! Ты - паук! Спрут! Ты восстал против мира. И он не простит тебе...

Он не договорил, глубоко выдохнул и молча, смирившись, опустился на стул.

- Не зря все говорят, что ты даже...

- Слушай, - воскликнул Жора, - никого не слушай!.. Все, что обо мне говорят - чушь собачья! Здесь важно только одно - вера в меня! Ты - веришь?

Вит молча кивнул.

Какое-то время все смотрели на него, затем перевели взгляд на Жору.

- Слушай, старик, - улыбнувшись Виту, произнес Жора, - разорись на щедрость и ты почувствуешь себя другим человеком. Я уверен. И знаешь - ведь ничего личного... Понимаешь меня?

Вит кивнул еще раз. А с лица Жоры сползла улыбка.

- Да почитайте, почитайте вы все, - как-то вяло и разочарованно проговорил, наконец, Жора, - проштудируйте вы своего так любимого Тициана, который еще сто тысяч лет тому назад сказал, что...

- Тацита, - уверенно перебил Жору Вит, - Тацита, а не Тициана! Ты даже этого не можешь запомнить: Тацит, а не Тициан!

- Не все ли равно, - улыбнулся Жора, - кто сказал - Тацит, Тициан или твой Тит Ливий. Важно только то, что он сказал это навсегда. Когда умер Цезарь...

- Что, что он сказал? - спросила Горелова.

Жора не ответил.

- Оу! - вдруг воскликнул он, посмотрев на меня, - или вот вам Тина, - Жора задергал головой, мол, где она, где, покажи нам ее...

Я пожал плечами.

- Ты так и не привел мне её? Ведь нам надо было... что? Не привел?..

Я пожал плечами еще раз.

- Э, нет, так дело не пойдёт, - раздосадовано сказал он, - это никуда не годится... Вот она бы вам рассказала о щедрости... Еще расскажет! - уверенно произнёс он.

И повернулся к Лесику:

- Так что ты хотел нам сказать?

Надо сказать, что Жора, однажды признав, что на свете есть интересы, стоящие выше его собственных, никому из нас не позволял пренебрегать этими интересами. Он был рабом этого убеждения: все личное должно быть подчинено достижению общей высокой цели. Легче было выковать из чугуна молнию, чем заставить Жору отказаться от принятого решения.

- Я хотел сказать, - повторил Лесик, - что вас обмануть невозможно.

Что хотел Лев, крупнейший специалист в области применения новых инструментов познания истины, нам этим сказать? Преподать нам урок праведности?

- Мы откроем новые законы жизни, основанные на мерах любви и добра, - говорил Лев, - мы научим каждого гражданина нашей новой страны, не только видеть в соседе брата и друга, не только видеть, слышать и осязать его, но и - знать. Знать, что пришло время давать и гордиться этим знанием. И знаете - знать, что с тобой твой сосед поделился последним, как та нищенка у Христа - это вершина любви. Нет ничего сильнее этого знания... И это pura veritas (чистая правда, - лат.). Мы знаем, как это сделать, и теперь нам нельзя перестать знать, что мы это знаем.

- Да-да, - сказал Жора, - нам позарез нужно знать!.. Знать как! Когда умер Цезарь...

- Вот-вот, - кивнув, подтвердил и Алька Дубницкий, - знать как - это главное условие сосуществования.

Непревзойденный специалист в области обратных биологических связей, он лишь тогда соглашался с мнением других, когда был уверен, что связь эта установлена и принесет только ощутимую пользу выясняющим отношения спорщикам.

- И вы же помните, - добавил Алька, - мы должны быть в главном - едины! А в споре - свободны. А иначе...

- Когда умер Цезарь, - сказал Жора, - тут же стали говорить...

- Его жа-адность не мешала ему, - сказал Вит, - быть великим.

Этот спор не прекращался ни на минуту. Даже если все умолкали. Правда, это трудно было назвать спором.

Ко мне тихонечко подошел Валерочка...

- Какой Валерочка? - спрашивает Лена.

- Наш, Ергинец... Ну тот, что... ВИЧ, этот вирус табачной мозаики.

- Ты давно о нем не вспоминал.

- Просто не было повода... Подошел, даже нет - подполз. Давай, - сказал он почти шепотом, - мы Жору... ну... это...

Он не отваживался даже произнести это слово - кинем! Он часто предлагал мне дружить то против Юры, то против Лесика, а то и против Шута или Стаса. Инну он просто терпеть не мог, обхаживал Оленьку и по черному завидовал Юле. Он просто соткан был для интриг и во всем искал свою выгоду. И вот он осмелился предложить мне дружить против Жоры. Мне захотелось съездить его по ничего не выражающей кислой рожице, но я сдержался. Бить его значило бы сделать его достойным моего отвращения. Как он собирался подставить Жору, я не знал, но Жору предупредил.

- Кто?! Эта мокрица?! - Жора расхохотался. - Плюнь и разотри, - сказал он. Это ж планария...

- Почему планария? - спросила подошедшая Инка.

- Потому, милая моя, - сказал Жора, - что у него рот сросся с жопой и он жрет собственное дерьмо. Этот зоил не способен ни на что, кроме ковыряния в носу, жалоб, нытья, недовольства и, конечно, критики исподтишка всего, что узнает, увидит, услышит... Всего нового... Тормоз прогресса! И - планария, вот! Жадный до мозга костей, которых у него и не сыщешь. Такие ползают, извиваются, гнутся, лижут задницы и жрут, жрут, жрут... Сами себя и всех, кто поблизости. Самоед!..

Мы сидели всю ночь. Вит напился. Жора пел.

Я никогда не слышал, чтобы Жора пел!

- И Задорский тоже был с вами? Вильям? - спрашивает Лена.

- Куда же мы без него? Конечно, с нами!.. Из него, если ты помнишь, и выросла, так сказать, наша Пирамида. Это он зародил в нас уверенность... Потом Юля своей «Геометрией совершенства» (см. ПРИЛОЖЕНИЕ), по сути, - «Манифестом щедрости» укрепила ее...

- Да, ты говорил.

- Щедрость, щедрость... Мир без денег...Можно ли представить себе жизнь без денег?

Тина бы, конечно, подумалось мне, рассказала бы... О силе денег!.. О... Пожалуй... Тина бы... А и правда: что бы она нам всем тут предложила? Мир без денег? Не знаю, не знаю...

Если бы не торговля в свое время овощами на автотрассе, которые мы выращивали на приусадебном участке, и деньги от которой мы давали в рост всем, кто в них сильно нуждался, нам бы не видать своей Пирамиды, как собственных ушей. Да, без тех денег, каких-то засаленных, измятых, задрипанных рублей, умением Вита превратившихся в звонкую золотую монету, в сотни тысяч кубометров леса, газа, нефти, в оружие, и даже в наркотики (страшно вспомнить!) наша Республика Духа, не знающая денежных отношений, никогда бы не состоялась. Мы даже людьми приторговывали - самый прибыльный бизнес...И вдруг - мир без денег! Э-ка, брат!

Деньги, надеялись мы, исчерпали себя как инструмент обмена количеством труда и товара. В них нет никакой нужды тем, кто получает весь перечень средств и способов для реализации собственного генома. Он счастлив! Зачем лодке счастья на борту лишний груз? Теперь денежные запасы, как залежи труда и товара, перестали служить приманкой для охотников полакомиться за чужой счет. Нет денег - нет и борьбы за овладение этими ископаемыми. Даже Дарвиновская борьба за существование перестала беспокоить людей и животных. В мире - мир! Никакой конкуренции, никакого рынка! Мера взяла верх над животной страстью накопительства. Мода на меру - единственная неистребимая страсть, превратившая Homo sapiens в Homo perfectus - Человека совершенного. Формула войны «деньги - товар - деньги» заменена формулой мира «миру - мир меры»...