Ник Перумов - Молли Блэкуотер. Остров Крови

Молли не шелохнулась. Сейчас, второй раз делясь силой с Кейт, она ощущала, насколько легче и лучше это у неё получается.

Лёд, сковавший кровь в жилах Кейти, поддавался натиску Молли медленно, неохотно и плохо, растопить его едва удавалось. Но всё-таки он таял, таял, не выдерживая её напора; вдобавок ко всему Молли экономила силу. Она вливала её медленно, тонкой, но постоянной струйкой, не давая ей и в самом деле переполнить Кейт и причинить боль.

Ей нужны были настоящие эликсиры госпожи Средней. Вливания чистой силы помогут лишь на короткое время, но не устранят причины, по которой кровь замерзает в артериях и венах Кейти.

– Мисс Моллинэр. – Твёрдые, жёсткие и сильные пальцы впились ей в плечо.

Хозяин Найт-холла, лорд Перегрин!

– Вставайте. Оставьте мисс Миддлтон и отправляйтесь к себе.

– Не то?

– Не то что?

– Это я хочу узнать, что вы со мной сделаете, если я не встану и не отправлюсь. – Молли заметила, как лорд Спенсер закатил глаза, но сдерживаться уже не желала: – Приставите револьвер к затылку?

– Нет, моя дорогая, – мягко и спокойно, в полном противоречии с хваткой, ответствовал герцог. – Я не стану приставлять револьвер к вашему затылку. Я стукну вас по нему рукояткой.

И в следующий миг голова Молли словно взорвалась изнутри.

Когда она открыла глаза, всё внутри черепа болело просто невыносимо. Ужасно болело. Голова немилосердно кружилась, так что Молли едва удалось оторвать её от подушки.

Лежала она в своей комнате, рядом на ночной тумбочке возвышался таз с холодной водой, на краю висели мокрые и отжатые полотенца для компрессов. Одна из уже знакомых со вчерашнего камеристок тихонечко сидела на табурете, сложив руки на коленях, и наблюдала за Молли, смешно склонив голову.

– Как вы себя чувствуете, миледи? – прошелестела она, мгновенно заметив Моллино движение.

Молли не удостоила её ответом. Это не имело значения. Значение имело лишь то, что могло случиться с Кейт.

А герцог Девоншир оказался-таки решительным человеком. Негодяем, но негодяем решительным. Взял и долбанул по затылку уникальную, единственную и неповторимую мисс Моллинэр. Вот просто взял и долбанул.

Ох, бедная моя голова, несчастная она головушка… Нет, не встать. Кружится всё перед глазами, и мутит сильно. Звери великие, Звери могучие, что же теперь будет? И с Кейт, и со мной? Сколько я так проваляюсь?..

А потом двери распахнулись.

– Мисс Моллинэр. – Холодный, сдержанный, лишённый и намёка на расположение голос герцога Девоншира. – Примите мои поздравления, мисс. Необходимый для вашей инициации материал только что прибыл. Сейчас четверть одиннадцатого утра. Торжественная церемония назначена на полдень. Постарайтесь привести себя в форму. Симона даст вам необходимые лекарства, если, конечно, вы не сумеете помочь себе сами. Я не приношу извинений, мисс. Вы истощили наше терпение. Даже уникальность вашего дара не оправдывает, пардон, ослиного упрямства и верблюжьей самонадеянности. Приятного вам отдыха, мисс.

Удаляющиеся шаги. Захлопнувшаяся дверь. И осторожный голос – Симоны, верно?

– Желаете сменить компресс, мисс?

– Желаю, – проворчала Молли, чтобы хоть что-то сказать.

Надо встать. Надо управиться с головой. Иначе…

Иначе случится что-то ужасное, не сомневалась Молли.

Как учила госпожа Средняя? Как одолевать хворь, как залечивать рану? Видела она, Молли, на что способна старая врачевательница.

Девочка кое-как завела руку за голову, нащупала огромную шишку на затылке, зашипела от боли. Ну, nichego, nichego, мы ещё повоюем! Небось под Мстиславлем да в подземельях Норд-Йорка горячее оно выходило!

«Голова коль кружится, надо её остановить… раскрутить в обратную сторону…» – сомнамбулически повторяла про себя Молли, ощущая, как словно сами собой вздрогнули пальцы, направляя поток силы – нет, не поток, тонкую струйку – к поражённому месту.

Словно вновь шагаешь по тонкому мосту в пещере Зверя Земли, только на сей раз не просто шагаешь, а несёшь в руках поднос, доверху заставленный высокими бокалами, и не просто так – а пирамидой! И нельзя качнуться, нельзя шатнуться, иначе всё рухнет и… и вообще всё рухнет.

Осторожно, осторожненько… голова моя, головушка… ты не кружись, ты на месте стой, на плечах крепко сиди, как положено…

Молли представила себе, что дурнота и тошнота и впрямь не от «конкуссии», как сказал бы папа, а от «заверчивания», и сейчас старалась его, это «заверчивание», остановить, раскрутить назад. Мало-помалу это удавалось, правда, сил уходило куда больше, чем того бы хотелось.

Э, э, ты всё не растрать-то, подруга! Охолони, как сказали бы сёстры Вольховны!

Пришлось охолонуть.

Камеристка по имени Симона не отходила от Молли ни на шаг. Ловко и молча меняла компрессы, давала пить. И вдруг…

– И-и-и! Крыса-а! – вдруг тоненько взвизгнула Симона, вскакивая и пулей вылетая из комнаты.

Молли успела заметить, как хвостатое серое существо распласталось в прыжке, ещё в воздухе оборачиваясь крошечной мышкой. Миг – и мышка скрылась в складках Моллиного одеяла, зашебуршилась щекотливо под рукой.

Яринка… ну, отчаянная!

– М-мяу-у?

Молли так и обмерла.

На пороге застыла боязливо подобравшая юбки камеристка Симона, а у её ног напрягся в боевой стойке, поводя дрожащим от возбуждения облезлым хвостом, не кто иной, как корабельный кот Фитиль с броненосца «Гладстон».

Только тебя мне тут и не хватало!

– Уймитесь, м-милочка… – выдавила Молли. – У-уберите это… создание…

Но Симона не успела ничего ответить. Фитиль прыгнул, и прыжок этот был бы достоин самой Волки. Всеми четырьмя лапами он приодеялился на Моллиной постели, яростно принявшись рыть ткань передними лапами.

– Прочь! – гаркнула Молли, несмотря на не ушедшие до конца дурноту с головокружением. – Брысь! Пшёл вон!

Но Фитиль и ухом не повёл. Лапы его так и мелькали.

– Получай! – Молли резко раскрыла правую ладонь. Нет, угостить огнём бедолагу кота, пусть и наглого, облезлого, нечистого да вдобавок ещё и охотящегося за соратницей, она решительно не могла.

Чем она в него запустила, сказать не смогла бы и сама виновница приключившегося после этого переполоха. Однако кот воспарил внезапно над постелью, аки птица небесная, словно у него вдруг выросли крылья, его закрутило точно смерчем и швырнуло через всю комнату, через открытую дверь, куда-то туда, к окнам роскошной галереи.

Фитиль взмявкнул дурным голосом, промчался через всю комнату, исчезая в неизвестном направлении.

Остолбеневшая Симона только слабо всхлипывала, прижимая руки к груди. Выучка и дрессура лордов, похоже, всё-таки не смогли удержать её в рамках приличий.

Мышка-Ярина затихла, затаилась.