Гарри Гаррисон - Чувство долга. Чума из космоса

Снаружи прозвучали быстрые шаги, и они обернулись. В дверях стоял Эдди Перкинс.

— Я пытался связаться с вами по радиофону, но мне это не удалось, — сказал он.

Он тяжело дышал.

— Что случилось?

— Болезнь… Эпидемия… Сыворотка… Жидкость в камере проактивизировали и без труда удалось синтезировать ее в лаборатории. Эпидемия побеждена.

Порыв ветра погнал снег с наружной стороны окна, к стеклу прилипли хлопья, и тепло помещения растопило их.

Киллер Домингес сидел верхом на стуле, обе руки его лежали на подлокотниках.

— Кажется, наступил самый прекрасный день, который можно себе представить, — сказал он. — Если я еще не заработал артрита, то наверняка получу его сегодня. Мне очень жаль, что вам нужно идти, док.

— Я не печалюсь об этом, Киллер, — сказал Сэм. — Я не могу себе представить, что я должен был перенести Ниту через этот порог. Единственное, чего мне не будет доставать, это машины скорой помощи. И мне не будет доставать вас, Киллер.

— Пустяки, док. Для вашего сердца, конечно же, будет лучше, если вы не увидите больше ни одной машины скорой помощи. Вы нужны в новой лабораторной программе, потому что вы тот человек, который больше всех знает о юпитерианах. Значит ли это, что идея новой программы принадлежит вам?

— В известном смысле слова можно так сказать.

Сэм закрыл чемодан и огляделся, посмотрев, не забыл ли он еще чего.

— Эта история началась с сыворотки, которую нам дал юпитерианин. Это указало нам совершенно новый путь в медицине. Дж-молекулы, так мы это назвали. Они живут, как вирусы или микроорганизмы, и размножаются автоматически. Только благодаря этому нам удалось справиться с эпидемией в несколько дней. Мы сразу же начали изучать возможности всестороннего использования Дж-молекул. Если мы сможем использовать хотя бы десятую часть из того, на что мы надеемся, то и тогда мы должны быть благодарны юпитерианам за то, что они принесли к нам болезнь и сыворотку, потому что это наметило совершенно новый путь в медицине.

— А вы не подумали о множестве погибших, доктор?

— Я охотнее думаю о том, сколько тысяч, а может быть, миллионов человеческих жизней ежедневно мы можем спасать. Дж-молекулы не только размножаются сами по себе, они могут также уничтожать и другие болезни. И каждый раз возникает особый вид, который действует только на эту болезнь, которую нужно победить, и создается нужное количество сыворотки.

— Это для меня слишком умно, док. Ходят слухи, что на Юпитер должны отправить новый корабль. Разве первое посещение не доставило нам достаточно хлопот?

— Существует ли что-нибудь, о чем вы не слышали, Киллер?

— У каждого свои связи.

Пока Сэм говорил, Нита открыла дверь, но Сэм повернулся к двери спиной и не видел, как она вошла.

— Верно мое предположение, что ты сам вызвался добровольцем? — спросила она, стряхивая снег с пальто.

Вместо ответа Сэм поцеловал ее.

Киллер одобрительно кивнул и вытащил сигарету.

— Я должен идти. Долг призывает, — сказал он.

Он махнул им рукой и закрыл дверь за собой.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала Нита.

Он отодвинул ее на длину своих рук и серьезно посмотрел на нее.

— Ты мне запрещаешь это?

— Я не буду вопить от радости, но… нет, милый, я не буду препятствовать тебе в этом. Как я могу? Только, пожалуйста, не так скоро. Да?

— Нет, не в ближайшие недели или месяцы, и потом я же полечу не один. Со мной полетит Стен Ясумура, а также Хабер, если к тому времени он избавится от своих костылей. Даже Тесак Барк хочет принять участие в этой экспедиции. Я не знаю, как он это провернет, но он сделает так, что отборочная комиссия Космического центра выберет именно его. Он даже посещает школу космических тренировок, чтобы подготовиться на всякий случай.

— Бедняга! В его-то возрасте! Когда я думаю о тренировках в невесомости и о мучениях в камере перегрузок, мне становится его жаль.

— А мне нет, — сказал Сэм.

Он взял чемодан в одну руку, а другой подхватил Ниту под руку.

— Если мне кого и жаль, так это бедных юпитериан. Да защитит их бог от Тесака!

Пот покрывал тело Брайана, стекая в набедренную повязку — его единственную одежду. Легкая фехтовальная рапира в руке казалась тяжелой, как свинцовый брусок, для его истощенных мускулов, в течение месяца выдерживавших постоянное напряжение. Однако все это было неважно. Порез на груди, все еще сочившийся кровью, боль в перенапряженных глазах, даже арена с тысячами зрителей — все это не существенно. Лишь одно существенно во Вселенной: острие сверкающей стали, угрожавшее ему и отводившее его оружие: он чувствовал дрожание этого острия, зная куда и когда оно двинется, и сам двигался соответственно. Но когда он атаковал, оно всегда отводило его удары.

Внезапное движение. Он среагировал, но его лезвие встретило сопротивление воздуха. Острый укол в грудь.

— Удар! — заполнивший весь мир голос раздался в миллионах громкоговорителей, и в ответ волной обрушились аплодисменты зрителей.

— Одна минута, — произнес тот же голос, — и начался отсчет времени.

Брайан немедленно расслабился. Минута — не очень большой срок, а его тело должно использовать каждое мгновение этой минуты. Гудение счетчика заставило каждый мускул его тела расслабиться. Лишь сердце и легкие по-прежнему работали в энергичном ритме. Он закрыл глаза и почувствовал, как его подхватили руки секундантов и отнесли к скамье. Пока они массировали его инертное тело и обмывали рану, он все свое внимание перенес внутрь. Он впал в полузабытье, скользя по грани сознания. Выплыло раздражающее воспоминание о предыдущей ночи, и он вновь и вновь прокручивал его в мозгу, рассматривая со всех сторон.

Это событие было абсолютной неожиданностью. Участники Двадцатых нуждались в полном покое, поэтому ночи в спальнях были спокойны и тихи, как смерть. В первые несколько дней это правило, конечно, соблюдалось не очень строго. Люди были слишком взвинчены и возбуждены, чтобы легко засыпать. Но по мере того, как состязания продолжались, ряды участников редели, сразу после наступления темноты воцарялась полная тишина. Особенно в эту последнюю ночь, когда были заняты только две маленькие спальни, а тысячи остальных были пустыми и темными.