Гарри Гаррисон - Чувство долга. Чума из космоса

Пора идти. Он отбросил свои сомнения и тщательно укутал Леа в свою куртку. Если подвесить ее к спине, идти будет гораздо легче. Гравий сменился пологими песчаными дюнами, которые, казалось, тянулись в бесконечность. Началось болезненное карабканье на вершину очередной дюны, и затем спуск во тьму у подножья следующей.

При первых проблесках света на востоке, с ощущением, что грудь его разрывается, он остановился, чтобы отметить направление, прежде чем исчезнут звезды. Одна линия, прочерченная на песке, указывала на север, вторая — направление, по которому им нужно было идти. Он прополоскал рот одним глотком воды и сел на песок рядом со спящей Леа.

Золотые пальцы света бродили по небу, сметая звезды, Это было величественно: Брайан забыл усталость от восхищения. Нужно было сохранить это: лучше всего подойдет четверостишие. Достаточно короткое, чтобы запомнить, но требующее большого искусства, чтобы вложить в него все. Он прославился своими четверостишиями в Двадцатых. Это будет особенно хорошим. Его учитель поэзии Тэйд был бы доволен.

— Что это вы бормочете? — спросила Леа, глядя на его орлиный профиль, чернеющий на фоне красного неба.

— Стихотворение, — ответил он. — Тсс! Минуточку.

После напряжения и опасности ночи это было слишком для Леа. Она засмеялась и засмеялась еще сильнее, когда он нахмурился. Солнце осветило горизонт. Стало теплее. Леа воскликнула:

— У вас рана на голове! Вы истечете кровью!

— Нет, — ответил он, слегка дотрагиваясь до кровоточащего пореза, шедшего вокруг шеи. — Рана поверхностная.

Депрессия внезапно овладела им, когда он вспомнил битву и смерть прошлой ночи. Леа не видела его лица, она рылась в медицинской сумке. Ему пришлось пустить в ход свои пальцы, чтобы помассировать лицо и убрать гримасу боли, искривившую рот. Как легко он убивал! Трех человек. Как близки к поверхности у цивилизованного человека звериные инстинкты! В бесчисленных схватках он использовал этот прием, не думая об убийстве противника. Схватки были частью игры, частью Двадцатых. Но когда его друг был убит, он сам стал убийцей. Он верил в святость жизни до первого испытания, когда он убивал без колебаний. Ирония заключалась в том, что он не чувствовал вины, даже сейчас. Шок был, да, но не больше.

— Поднимите подбородок, — сказала Леа, размахивая антисептическим средством, найденным ею в сумке. Он послушался и жидкость холодным обжигающим потоком полилась ему на шею. Антибиотики были бы лучше, так как рана почти затянулась, но он не сказал этого. Потом нанес немного антибиотика на ее ушиб, и она, взвизгнув, отшатнулась. Потом они проглотили по таблетке.

— Солнце уже жжет, — сказала Леа, сбрасывая верхнюю одежду. — Надо найти холодную пещеру или салун с кондиционером и провести там день.

— Не думаю, чтобы они были, здесь только песок. Надо идти…

— Я знаю, что нужно идти, — прервала она его. — Незачем читать мне лекцию. Вы серьезны, как земной банк. Расслабьтесь. Сосчитайте до десяти тысяч и начните снова. — Леа говорила и говорила, пытаясь остановить истерический припадок, таившийся в мозгу.

— У нас нет времени. Мы должны идти.

Брайан с трудом поднялся на ноги, предварительно связав всю поклажу в узел. Но, взглянув в направлении своей линии на западную часть горизонта, он не увидел никаких ориентиров, только дюны. Он помог Леа встать и медленно пошел.

— Подождите секунду, — сказала ему вслед Леа. — Куда мы идем?

— В этом направлении, — ответил он, показывая. — Я надеялся найти какие-нибудь ориентиры, но их нет. Придется ориентироваться по солнцу. Если не дойдем до ночи, звезды лучше укажут нам направление.

— И все это на пустой желудок? Как насчет завтрака? Я голодна и хочу пить.

— Еды нет, — он потряс фляжку. Когда он ее нашел, она была полна лишь наполовину. — Воды мало, и нам она потребуется позже.

— А мне она нужна сейчас, — коротко сказала она. — У меня рот, как невычищенная пепельница. Я суха, как бумага.

— Один глоток, — сказал он после некоторого колебания. — Это все, что у нас есть.

Леа проглотила воду с закрытыми глазами. Он закрыл фляжку и уложил ее в узел, даже не дотронувшись до воды. Взобравшись на первую дюну, они уже были покрыты потом.

Пустыня была безжизненна: только они двигались под безжалостным солнцем. Тени падали перед ними, и по мере того, как укорачивались тени, становилось жарче. Жара была такой, что Леа даже не представляла себе, что такое возможно: на нее физически действовала тяжесть обжигающих лучей. Одежда ее пропиталась потом, ручейки стекали в глаза. Свет и жара мешали смотреть, и она шла, полузакрыв глаза и опираясь на руку Брайана. Тот продолжал невозмутимо идти, по-видимому, не обращая внимания на жару и прочие неудобства.

— Сомневаюсь, можно ли есть эти штуки. Может быть, в них содержится вода? — голос Брайана был хриплым. Леа замигала и посмотрела на кожистые предметы на вершине дюны. Трудно было сказать, растение это или животное. Оно было размером с человеческую голову, сморщенное, обтянутое серой кожей и усеянное толстыми шипами. Он пнул его носком ноги, и они увидели беловатое округлое дно, похожее на корнеплод. Предмет покатился вниз, потом остановился, углубившись в песок. В момент удара что-то острое высунулось из него, ударило в ботинок Брайана и снова спряталось. На прочном пластике ботинка осталась царапина, покрытая пятнами зеленоватой жидкости.

— Должно быть, яд, — сказал он, зарывая носок в песок. — Не стоит задерживаться без основательной причины. Идемте.

Незадолго до полудня Леа упала. Она хотела идти, но тело не повиновалось ей. Тонкие подошвы ботинок больше не защищали от палящего песка, и ноги ее сильно болели. Жар, поднимающийся от раскаленного песка, усиливал боль. Воздух, который она хватала ртом, вливался, как раскаленный металл, иссушая и обжигая ее рот. Каждый удар сердца гнал кровь к ране на голове, пока ей не начало казаться, что у нее раскалывается череп. Она почти разделась, несмотря на то, что Брайан предупреждал ее об ожогах. Но спасения от нестерпимой жары не было.

Хотя горячий песок обжигал колени и руки, она не могла встать. Все силы ее потребовались на то, чтобы не упасть совсем. Глаза ее закрылись, и перед ними поплыли бесчисленные круги.

Брайан, тоже полузакрывший глаза, увидел, как она падает. Он поднял ее и понес, как ночью. Руки его касались ее горячего тела. Кожа ее приобрела розовый цвет. Платье было разорвано, и одна грудь, выставленная наружу, поднималась и опускалась в такт ее дыханию. Вытерев пот с руки, он дотронулся до ее кожи и ощутил зловещую горячую сухость.

Все симптомы теплового удара. Сухая обожженная кожа, неровное дыхание. Тело ее перестало бороться с жарой, сдалось, и температура его быстро поднималась.