Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

Глоуэн вздохнул: «Все это очень интересно — если болезненное любопытство можно назвать интересом. Но вы еще не сказали мне то, за чем я пришел».

«И за чем же ты пришел?»

«Где мой отец?»

«Теперь? Не уверен в том, что мне это известно».

«Но он жив?»

Флоресте несколько раз моргнул, раздраженный тем, что ему приходится расставаться даже с какой-то щепоткой ценных сведений: «Если мои предположения верны, это вполне возможно».

«Расскажите все, что знаете».

«А что ты мне предложишь взамен? Жизнь и свободу?»

«Этого я не могу предложить. В моем распоряжении только ваши деньги».

Поморщившись, Флоресте налил себе еще вина: «Мне неприятно об этом думать».

«Расскажите мне то, что знаете. Если мне удастся найти Шарда, я не трону ваши деньги».

«Почему бы я стал тебе доверять?»

«Потому, что мне можно доверять! Я отдал бы все ваши деньги, все свои деньги и все, что у меня есть, ради того, чтобы отец вернулся домой! Почему бы вы мне не доверяли? Это ваш единственный шанс!»

«Я подумаю. Когда я предстану перед судом?»

«Вы отказались от услуг адвоката; нет никаких причин откладывать рассмотрение дела. Суд состоится послезавтра. Когда вы мне ответите?»

«Зайди ко мне после суда», — сказал Флоресте и налил себе остаток вина.

Верховный суд заседал в старом здании управления станции, в зале показательных процессов — обширном круглом помещении под высоким куполом из зеленого и синего стекла, с обшивкой стен из красного дерева и серым мраморным полом, пересеченным прожилками зеленоватого и плотного белого кварца. В одной половине зала заседал суд; в другой половине полукруглая трехъярусная галерея позволяла желающим обитателям станции Араминта наблюдать за процессом.

Как только часы пробили полдень, вошли и заняли свои места верховные арбитры — Мельба Ведер, Роуэн Клатток и председатель суда, консерватор Эгон Тамм. Глашатай объявил: «Внимание, внимание! Начинается заседание суда! Пусть обвиняемый предстанет перед судом!»

Споткнувшись и гневно оборачиваясь на того, кто втолкнул его в зал, из бокового входа появился Флоресте.

«Обвиняемый может занять свое место на скамье подсудимых, — продолжал глашатай. — Судебный исполнитель, будьте добры, проведите обвиняемого Флоресте к надлежащему месту».

«Сюда», — сделал пригласительный жест судебный исполнитель.

«Не торопите меня! — отрезал Флоресте. — «Ничего без меня не начнется, можете быть в этом уверены!»

«Разумеется. Вот ваше место».

Наконец Флоресте уселся там, где полагалось. Глашатай звучно объявил: «Подсудимый, вам предстоит ответить на обвинения в тяжких преступлениях! Поднимите правую руку и назовите свое имя так, чтобы все присутствующие услышали, кто сидит на скамье подсудимых».

Флоресте повернулся к глашатаю с презрительной усмешкой: «Шутки шутить изволите? Меня все знают! Назовите свое собственное имя и не забудьте перечислить все преступления, которые за вами числятся. Меня это вполне устроит, даже позабавит».

Эгон Тамм вмешался тоном, не допускающим возражений: «Формальности только помешают рассмотрению этого дела, и мы обойдемся без них — если господин Флоресте не возражает».

«Я не соглашусь ни с чем, что будет способствовать продолжению вашего фарса! Считайте, что меня уже объявили виновным и приговорили. Я принимаю свою судьбу и ничего не отрицаю — зачем запутывать то, что уже ясно, оттягивать неминуемое и причинять друг другу лишние неприятности? Я достаточно долго страдал от неизлечимой болезни, именуемой жизнью. И теперь я встречу свой конец без сожалений и без стыда. Да! Я признаю́ свои ошибки, но если бы я стал объяснять их причины, вы могли бы подумать, что я оправдываюсь. Поэтому я воздержусь и тем самым сохраню свое достоинство. Скажу лишь одно: я стремился к осуществлению мечты, грандиозной мечты! Подобно божеству, я летел на крыльях грядущей славы! А теперь мои надежды поблекнут, увянут, рассыплются прахом. Моя кончина — великая трагедия для всех. Смотрите на меня, запомните меня хорошенько, служащие станции Араминта! Таких, как я, вы больше никогда не увидите!» Флоресте повернулся к судьям: «С моей точки зрения, здесь больше нечего делать. Произносите свой мрачный приговор. Кроме того, предлагаю приговорить глашатая к шести месяцам каторжного труда исключительно на основании подозрений, так как весь его внешний вид свидетельствует о закоренелой продажности».

«Через три дня, на закате, вы закончите свою жизнь, — кивнул Эгон Тамм. — Что касается глашатая, на этот раз он отделается замечанием».

Флоресте поднялся со скамьи подсудимых и приготовился спуститься к центральному проходу. Консерватор позвал его: «Одну минуту! Нам нужно решить несколько дополнительных вопросов, и ваши показания могут оказаться полезными».

Флоресте чрезвычайно неохотно вернулся на свое место. Глашатай объявил: «Намур Клатток! Предстаньте перед судом!»

Намур медленно спустился с галереи и вышел вперед, недоуменно улыбаясь: «Я правильно расслышал? Вы меня звали?»

Эгон Тамм ответил: «Да, мы вас вызвали. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы очень хорошо знакомы как с Флоресте, так и с Титусом Помпо. Надо полагать, вы знали об организации экскурсий на остров Турбен?»

Намур помолчал, тщательно выбирая слова: «Я подозревал, что происходит нечто в этом роде. Но я не задавал никаких вопросов, потому что боялся узнать больше, чем это было бы мне полезно. И, чтобы раз и навсегда положить конец всяким сомнениям: Титус Помпо не входит в круг моих близких знакомых».

Эгон Тамм повернулся к Флоресте: «Это соответствует вашим воспоминаниям?»

«В достаточной степени».

«Намур, к вам больше вопросов нет. Вы можете идти».

Намур вернулся к своему сиденью на галерее, продолжая улыбаться мягкой, ничего не значащей улыбкой.

Глашатай объявил: «Друзилла ко-Лаверти! Предстаньте перед судом!»

Друзилла, сидевшая между Арлесом и Спанчеттой, неуверенно встала: «Вы имеете в виду меня?»

«Вы — Друзилла ко-Лаверти?»

«Да-да! Так меня зовут».

«Тогда в чем вы сомневаетесь?»

«Не знаю, не поняла».

«Выйдите вперед и предстаньте перед судом, будьте добры».

Друзилла поправила свое неподходящее к случаю черное платье с ярким рисунком цвета спелой хурмы, пританцовывая спустилась с галереи и встала у кресла для свидетелей.

«Пожалуйста, садитесь, — сказал глашатай. — Вы понимаете, что вы обязаны отвечать на все вопросы правдиво и подробно?»

«Конечно!» — Друзилла уселась и игриво помахала рукой в сторону Флоресте, перебирая пальцами в воздухе. Флоресте, угрюмо наблюдавший за происходящим, ничем не ответил. «Не пойму, что я могла бы вам сказать, — заметила Друзилла. — Мне вся эта история совершенно незнакома».